Книга Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии - Виктор Эмиль Франкл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как это происходит на практике, может показать следующий фрагмент из стенограммы интервью с пациенткой, записанного во время его демонстрации моим студентам. Пациентка восьмидесяти лет страдала от рака, давшего метастазы, так что ей нельзя было помочь хирургическим путем. Понимая это, она впала в глубокую депрессию.
Доктор Франкл. О чем вы думаете, когда оглядываетесь на свою жизнь? Была ли она стоящей?
Пациентка. Что ж, доктор, я должна сказать, что прожила хорошую жизнь. На самом деле прекрасную жизнь. Я должна благодарить Господа за то, что он дал мне. Я ходила в театры, на концерты и так далее. Видите ли, доктор, бывала там с семьей, в доме которой я много десятилетий служила горничной, сначала в Праге, а потом в Вене. И за радость всех этих чудесных переживаний я благодарна Господу.
Тем не менее я чувствовал, что у нее есть сомнения, касающиеся реализации конечного смысла ее жизни в целом. И именно по этой причине я хотел провести ее через эти сомнения. Но сначала я должен был спровоцировать их, а затем начать с ними борьбу – сразиться с ними, подобно Иакову, который противостоял ангелу, пока не получил от него благословение. Вот так и я собирался бороться с подавленным и безотчетным экзистенциальным отчаянием моей пациентки, пока не наступит момент, когда она тоже наконец сможет «благословить» свою жизнь, сказать ей «да», несмотря ни на что. Поэтому моя задача состояла в том, чтобы заставить ее задуматься о смысле своей жизни на сознательном уровне, а не в том, чтобы подавить сомнения.
Доктор Франкл. Вы говорите о чудесных переживаниях; но всему этому теперь придет конец, не так ли?
Пациентка (задумчиво). Собственно, теперь все заканчивается…
Доктор Франкл. Неужели вы думаете, что все прекрасные вещи в вашей жизни могут быть уничтожены и обесценены, когда приближается ваш конец? (И она знала, что это так!)
Пациентка (еще более задумчиво). Все эти замечательные вещи…
Доктор Франкл. Но ответьте мне: думаете ли вы, что кто-то может разрушить счастье, которое вы испытали? Может ли кто-нибудь вычеркнуть это?
Пациентка (повернувшись ко мне). Вы правы, доктор; никто не может вычеркнуть это!
Доктор Франкл. Или кто-нибудь может стереть все то добро, что было в вашей жизни?
Пациентка (все больше вовлекаясь эмоционально). Это никому не под силу!
Доктор Франкл. То, чего вы достигли и что завершили…
Пациентка. …никому не стереть!
Доктор Франкл. Или то, что вы мужественно и честно пережили, – может ли кто-нибудь удалить это из мира, удалить из прошлого, в котором все это хранится?
Пациентка (растроганная до слез). Никто не может удалить это! (Пауза.) Правда, мне пришлось так много страдать, но я также старалась быть мужественной и стойкой, принимая удары жизни. Видите ли, доктор, я считала свои страдания наказанием. Я верю в Бога.
По сути, логотерапия – это светский подход к клиническим проблемам. Однако, когда пациент стоит на твердой почве религиозной веры[138], нет ничего плохого, чтобы добиться терапевтического эффекта, обращаясь к религиозным убеждениям пациента, и таким образом привлекать его духовные ресурсы. Для этого логотерапевт может попытаться поставить себя на место пациента. Именно это я и сделал.
Доктор Франкл. Но разве страдание иногда не может быть вызовом? Разве нельзя представить, что Бог хотел увидеть, как выдержит это Анастасия Котек? И возможно, он должен признать: «Да, она сделала это очень храбро». А теперь ответьте мне: может ли кто-нибудь удалить из мира такое достижение и свершение, фрау Котек?
Пациентка. Конечно, никто не может этого сделать!
Доктор Франкл. Все это останется, не так ли?
Пациентка. Да!
Доктор Франкл. Кстати, у вас не было детей, не так ли?
Пациентка. Действительно, у меня их не было.
Доктор Франкл. Вы думаете, что жизнь имеет смысл только тогда, когда у тебя есть дети?
Пациентка. Если это хорошие дети, почему бы им не стать благословением?
Доктор Франкл. Верно, но вы не должны забывать, что, например, у величайшего философа всех времен Иммануила Канта не было детей. Но кто осмелится усомниться в необычайной осмысленности его жизни? Я, скорее всего, думаю, что, если бы дети были единственным смыслом жизни, жизнь стала бы бессмысленной, потому что создание чего-то, что само по себе бессмысленно, было бы, естественно, самым бессмысленным делом. Что имеет значение и смысл в жизни, так это, скорее всего, достижения и завершение чего-то. И именно это вы сделали. Самого лучшего в своей жизни вы достигли через страдания. То, как вы их принимаете, стало примером для наших пациентов. Поздравляю вас с этим достижением и свершением, а также поздравляю ваших соседей по палате, которые имеют возможность наблюдать за вами и быть свидетелями вашей стойкости. (Обращаясь теперь к студентам.) Eссe homo![139] (Аудитория неожиданно взрывается аплодисментами.) Все хлопают вам, фрау Котек. (Теперь она плачет.) Эти аплодисменты посвящены вашей жизни, которая была большим свершением и настоящим достижением. Вы можете гордиться ею, фрау Котек. Немногие люди могли бы сказать о себе такое… Я считаю, ваша жизнь – это памятник. И никто не вправе лишить мир этого памятника.
Пациентка (овладев эмоциями). Профессор Франкл, ваши слова утешили меня. И обрадовали. Мне правда никогда не доводилось слышать ничего подобного… (Медленно и спокойно она уходит из аудитории.)
Похоже, пациентка успокоилась. Через неделю она умерла – «насыщенная днями»[140], подобно Иову. Однако в последнюю неделю своей жизни она уже не испытывала депрессии, а, наоборот, была исполнена веры и гордости! До этого фрау Котек признавалась доктору Герде Беккер, курировавшей ее в больнице, что она мучается, так как переживает из-за своей бесполезности. Благодаря нашему интервью она осознала, что ее жизнь имеет смысл и даже страдания не были напрасными. Последними словами, которые пациентка произнесла прямо перед смертью, были: «Моя жизнь – памятник. Так сказал профессор Франкл, обращаясь ко всей аудитории, ко всем студентам в лекционном зале. Моя жизнь не прошла даром…»
Так записано в отчете доктора Беккер. И мы можем с полным основанием утверждать, что, подобно тому же Иову, фрау Котек сошла в могилу, «как укладываются снопы пшеницы в свое время»[141].
VIII. Опыт групповой психотерапии в концентрационном лагере
[142]
Все изложенное в статье подкрепляется моим опытом и наблюдениями в концлагерях: Освенциме, Дахау и Терезиенштадте. Однако, прежде чем обсудить реальные ситуации индивидуальной и групповой психотерапии, считаю важным сказать несколько слов о психопатологии тюремной и лагерной жизни. Полагаю, это позволит лучше разобраться в синдромах, названных тюремными психозами, и особенно в том состоянии, которое во время Первой мировой войны было описано как «болезнь колючей проволоки».
В психологии лагерной жизни можно выделить три фазы: 1) первоначальный шок при поступлении в лагерь; 2) типичные изменения характера по мере пребывания; 3) освобождение.
Шок, связанный с попаданием в лагерь, по существу, представляет собой состояние паники, но паники, которая сопровождается мыслями о суициде. В самом деле, вполне понятно, что человек в ситуации, когда ему грозит «пойти в газ» (умереть в газовой камере), предпочитает или, по крайней мере, думает «пойти на проволоку», то есть броситься на заграждение, по которому пущен электрический ток.
С психиатрической точки зрения фазу первоначального шока можно отнести к аномальным аффективным реакциям. Но не будем забывать, что в такой аномальной ситуации, как заключение в концлагерь, такое «аномальное поведение» представляется нормальным.
Очень скоро состояние паники сменяется безразличием, и при этом мы подходим ко второй фазе – изменениям характера. Вместе с безучастностью возникает заметное раздражение, и в итоге психика узника характеризуется двумя состояниями: апатией и агрессивностью. И то и другое возникает оттого, что все усилия и намерения человека направлены на самосохранение, в то время как все, что связано с сохранением вида, отступает на второй план. Хорошо известно, что у заключенных отсутствует сексуальное влечение. Правда, на это влияют не только психические, но и соматические факторы. В целом
