Книга Лучшие враги - Марина Ефиминюк

— Эй вы там, на третьем этаже учебной башни! — добавив голосу мощности с помощью нехитрого заклятия, проорала я. — Вы ее рушите, что ли? Тогда свалите, я сама ее разрушу! Быстро и очень тихо!

В башне наступила гробовая тишина, да и вообще окрестности замка светлых чародеев подозрительно притихли. Абсолютно все, даже ветер.

— Темная хозяйка, не гневайся! — высунулся из башенного окна, пока еще похожего на сквозную дыру, бородатый мастер-каменщик (или кем он там был). — Солнце уже высоко, работать пора.

Солнце встало, но, справедливо говоря, приличные люди ещё лежали в кроватях и досматривали благопристойные сны, окружив себя пологом бесшумности. И только кое-кто — на себя пальцем не показывают — проигнорировал, как оказалось, дельный совет…

Втянувшись обратно в комнату, я закутала окна заклятием бесшумности и затемнила стекла от солнца. Теперь и грохот стих, и свет утерял пронзительную яркость. Спи — не хочу! Вот я и не хотела — по обыкновению колдовство с утра пораньше и на гудящую голову напрочь отбило сон. Оставалось подавить зевоту, привести себя в порядок и отправиться в соседний городок за ведьмовским котелком. Приворот сам себя не сварит, чародей сам собой в правильную кузину не влюбится, а готовить зелье было решительно не в чем. Обычная кастрюля приворотную смесь не выдержит и прохудится ещё до закипания, а брать магический котел у теток не возникало желания.

Когда Эбби по-дедовски пафосно прислала записку, я практически собралась и напоследок, глядя в зеркало с длинной ручкой, красила губы алым цветом. В воздухе блеснула вспышка, занялся огонек, и из пламени выплелось послание, написанное на половинке листа дорогой бархатистой бумаги с личным вензелем Эбигейл Истван.

«Почему бы нам не позавтракать вместе?» — задавалась очень странным вопросом кузина.

— Потому что у меня закончились порошки от изжоги и несварения, — честно ответила я в пустоту и одним касанием спалила приглашение. От листочка даже пепла не осталось.

«У меня планы в городе», — отправила огненное послание, но подумала и добавила следующую записку: «Но спасибо за приглашение».

Быстренько пристегнув к поясу кожаный кошелек, я дернула на выход. Отчего-то казалось, что новая дружелюбная Эбби, словно призрак, выйдет из зеркала в гардеробной, подхватит меня за руку и утащит к себе в логово завтракать пирожными.

Сняв с дверей защитное заклятие, я вышла из комнаты. Мигом стало слышно, как за пределами башни колотили, ругались и что-то ломали. Наверное, прорубали еще один выход.

Пару минут пришлось потратить на чары. Дверь затянула непрозрачная, липкая паутина, такая красивая, что увидеть ее настоящий паук, зашелся бы в аплодисментах. Конечно, если бы пауки были разумны и умели хлопать. Зато теперь любой Вайрон, не понимающий намеков, что посторонним в покои вход воспрещен, будет вынужден или бороться с ловушкой, или ждать моего возвращения, изображая плененную муху. Стряхнув с рук остатки магии, я развернулась и обнаружила Калеба, с непроницаемым видом наблюдавшего за превращением обычной двери в паучье логово.

— Это не для красоты, — пояснила я. — Ты вчера разломал дверь, пришлось опечатать. Здорово получилось?

Он бросил последний убийственный взгляд на заколдованную дверь, видимо, тем самым выразив все, что думает по поводу художественной ценности паутины, и молчком начал спускаться по лестнице. Я зашагала следом. Каблуки стучали в такт грохоту, доносящемуся из учебной башни.

— Как спалось? — спросила у вихрастого мужского затылка.

Калеб так резко развернулся, что от неожиданности я шатнулась туда-сюда и схватилась за перила, стараясь не свалиться ему на грудь.

— Святые демоны? Ты чего по утрам такой внезапный?!

Нас разделило расстояние в пару ступенек, стирающее разницу в росте. От жениха пахло мыльной пеной для бритья и по-мужски холодным благовонием, ужасно ему подходящим. Если присмотреться, а я с интересом присматривалась, от виска до подбородка и ниже, под жесткий воротничок крахмальной белой рубашки, убегал белесый след от вчерашнего заклятья.

Не поднимая взгляд от моих накрашенных губ, Калеб произнес бесстрастным голосом:

— Прости меня. Очень жаль. Поступок был глупый и неосмотрительный.

— Что-то я не очень понимаю, — нервно улыбнулась я.

Может, магический холод успел не просто куснуть, а вгрызться в плоть, и теперь у Калеба чуточку шалило сознание?

— У тебя лихорадка? — Я даже потянулась, чтобы потрогать лоб, но под гнетом тяжелого взгляда прозрачно-ледяных глаз задушила порыв в зародыше и от греха подальше спрятала руку за спину.

— Не стоило кричать среди ночи и звать на помощь ради шутки, — продолжил извиняться он. — Но темные никогда не извиняются. Так, Эннари?

До меня наконец дошло, что товарищ-жених вовсе не помутился рассудком от колдовства, а заделался в преподаватели по этикету.

— Почему я должна просить прощения за то, что ты не понимаешь шуток?

— Дурацкая шутка, и ты сама об этом знаешь, — спокойно парировал он.

— У нас точно разные понятия о веселье, — покачала я головой. — Калеб, отзови родовую печать и разорви соглашение, пока не поздно. Очевидно, что мы не сживемся и друг друга поубиваем… Возьми, Эбигейл. Она влюблена в тебя.

— Знаю, — не повел он даже бровью.

— Святые демоны, ты такая скотина! — искренне восхитилась я потрясающим самомнением.

— Я просто не слепой, Эннари, — спокойно парировал он. — И да, мне не все равно, на какой кузине жениться.

— Тогда почему я? — изогнула бровь.

Его взгляд скользнул по моему лицу и вновь остановился на губах, словно они не давали ему покоя или притягивали, как магнитом.

— Вряд ли ты осознаешь, как красива, когда искренне смеешься, — ответил он. — Завораживающее зрелище.

Он сумел удивить меня настолько, что на целых две секунды я потеряла дар речи, а когда все-таки его отыскала на задворках сознания, то смогла лишь спросить:

— Ты приезжал в Деймран? Когда?

— Когда ты была с тем парнем, — согласился Калеб, развернулся и начал спускаться, скользя ладонью по перилам.

— Он чародей, — вырвалось у меня.

— Я уже в курсе…

Для поездки в соседний город я специально попросила открытую коляску, что бы вытравить из головы образ нахального жениха, умеющего шокировать девушек почище выскочившего из-за угла умертвия. На последнего хоть понятно, как реагировать: печать усмирения в рожу и в саркофаг. Как воспринимать слова Калеба, было неясно, и я решила подумать об этом когда-нибудь потом, под дурное настроение.

В окрестностях замка угасало лето. Последний день августа ласкал мягким, ненавязчивым теплом, но в потоках воздуха, омывающих лицо, уже ощущалось прохладное дыхание осени. Я любила это угрюмое время года, мы гармонировали. Особенно нравилось, когда уставшая от цветения природа выгорала дотла и в дурном расположении духа впадала в зимнюю спячку. Удивительные дни, спокойные и неотвратимые.