Книга Лучшие враги - Марина Ефиминюк

Прятаться в шкафу было плохо — места мало, дверцы закрывались неплотно, и появлялась реальная угроза оказаться раскрытой. Недавно я нашла новое убежище за козеткой в стенной нише. Козетка давно на ладан дышала и в галерее стояла исключительно для заполнения места. Я уже два раза за ней укрывалась и ни разу не поймали. Жаль, что сегодня не успела добежать.

Дверь классной комнаты раскрылась неожиданно, с тревожным скрипом. Я поджала коленки к подбородку и ненадолго затаила дыхание, стараясь получше расслышать шаги: тяжелые, легкие, стучат ли каблуки? Кто это вообще явился и по мою ли душеньку?

Человек ходил туда-сюда по комнате, выдвигал ящики, открывал полки — видимо, что-то искал. Без раздражения, неторопливо. Вдруг он остановился напротив моего убежища и заслонил собой тонкую полоску света, пробивавшуюся сквозь щелку между створками.

Господи, путь он просто пройдет мимо. Очень-очень прошу!

С высшими силами у нас никогда диалог не складывался: они или страдали глухотой, или игнорировали именно меня. В этот раз молитвы вновь не помогли, и дверцы резко раскрылись. В шкаф хлынул чистый дневной свет классной комнаты.

От внезапной острой паники я отпрянула к стене, инстинктивно стараясь увеличить расстояние. Однако тайник раскрыли вовсе не кузины и даже кузен Вайрон, у которого появлялось буквально собачье чутье, когда дело касалось поисков «трусишки Энни». Сверху вниз колючим взглядом меня изучал воспитанник деда Парнаса.

Высокий, худощавый, русые волосы собраны в небрежной пучок, заколотый деревянной палочкой-булавкой. В мочке уха висела сережка, как у девчонки. Я не очень-то понимала, зачем парню в ухе кольцо, но не мне, честно говоря, судить. Если бы он вставил сережку в нос ему бы и слова никто не сказал. Калеб не был нам даже дальней родней — посторонний мальчик, после смерти его родителей привеченный в замке. Он и вел себя как посторонний, но в отличие от меня, его любили и никогда не называли «приблудышем».

Вообще, он здесь почти не жил — второй год учился в магической академии и приезжал только на каникулы. Я слышала, как кузина Арветта говорила, будто Калеб чудовищно красивый. Не знаю, что насчет красивого, но мне он точно казался чудовищем. Пусть он и умел притворяться нормальным получше остальных, монстра, живущего внутри, выдавал холодный, высокомерный взгляд. И я старалась держаться от приемыша подальше. Даже сейчас хотелось выдавить лопатками спинку шкафа, чтобы увеличить дистанцию.

— И долго ты собираешься прятаться в шкафу, Эннари? — тихо спросил он.

Долго, всю жизнь! Люблю, знаешь ли, замкнутые пространства!

А ещё мы оба знали, что в это замкнутое пространство, меня заставила спрятаться вовсе не веселая игра в прятки с кузенами. Если из всех детей Истван только у нагулянной внучки великого светлого мага Парнаса пока ещё не пробудился дар, то пиши пропало! В нашем замке, как на петушиных боях, выживал сильнейший. Я была самая слабая…

И приблудная.

Вот же заклинило! Это от сильного нежелания оказаться выданной.

Из коридора донесся безнадежно ломающийся голос Вайрона:

— Эбби, уверен я ее видел где-то здесь! Может, она забежала в классную комнату?

Калеб обернулся через плечо, потом вопросительно посмотрел на меня. Я кусала губы и мысленно молила, чтобы он промолчал. Не надо помогать, не надо вмешиваться — ничего такого не надо! Просто закрыть шкаф и уйти из классной комнаты, а если вдруг походя проснется человеколюбие, то сбить стаю со следа и отправить куда-нибудь подальше в замковое подземелье. Пусть они там всласть побродят под хоровое всхлипывание Люсиль и Арветты.

— Послушай, — выдохнула я хрипловатым шепотом, — ты можешь просто закрыть шкаф?

Не разрывая зрительного контакта, Калеб вытащил с полки над моей головой какой-то учебник и закрыл дверцы. В узкой щелке между створками вспыхнула полоска света, когда он отошел. По наборному паркету простучали шаги, скрипнула открытая дверь классной комнаты.

— Калеб, ты видел Эннари? — голос у Вайрона был таким же мерзостным, как он сам.

Не выдавай меня! Пожалуйста, пожалуйста, пож…

— Она в шкафу, — бросил этот урод и теперь действительно ушел.

Сердце забилось, как припадочное, и нахлынули эмоции. Разные, незнакомые, темные. Не вздохнуть от них и не выдохнуть.

— Тук-тук, — говорила Эбигейл. — Мы идем, трусишка Энни. Ты готова к стрижке? Я взяла самые острые ножницы.

Внутри у меня вдруг стало тихо-тихо. Как перед грозой, когда точно знаешь, что вот-вот рванет гром, и тревожно задерживаешь дыхание в ожидании этого басовитого переката, вызывающего желание броситься в укромное место… Ярость, как тот самый гром, зарождалась медленно, заворочалась где-то в районе солнечного сплетения, скопилась, набрала силу, а потом прошила и разум, и тело.

Дверцы раскрылись сами собой и, ударив по протянутым рукам Эбигейл, заставили ее с болезненным оханьем отпрянуть от шкафа.

— Что-то вы сегодня долго, — не узнала я своего голоса и в обычные дни довольно низкого для одиннадцатилетней девочки. — У меня уже ноги затекли…

А ведь не зря меня не любили в замке! Похоже, родственники подсознательно догадывались, какого цвета дар проснется в приблудыше покойной чародейки Риэллы Истван, самой непослушной дочери великого Парнаса. Какая, право, ирония: в большой стае прославленных светлых магов, кичащихся чистотой крови, появилась маленькая ведьма!