Книга Терновый венец Екатерины Медичи - Неля Гульчук

Маргарита разыграла настоящую комедию, чтобы убедить короля и мать, что к побегу младшего брата она непричастна. Она заперлась в своих покоях и рыдала… Подступиться к ней с расспросами было невозможно.

Генрих III пребывал в скверном настроении. Алансон, его брат и к тому же наследник престола, встав во главе протестантской армии, придаст коалиции видимость законности и легитимности.

Супруг Маргариты, оставшийся узником Лувра, продолжал свои любовные похождения с фрейлинами королевы, которая была убеждена, что это лучший способ заставить зятя позабыть о серьезных делах. Да он и сам не выказывал желания присоединиться к герцогу Алансонскому. Генрих Наваррский так научился скрывать свои чувства, что пытался провести притворными вздохами даже своего друга и оруженосца, поэта Агриппу д’Обиньи. И однажды Агриппа не выдержал.

– Что я слышу, сир, – воскликнул он, отдернув балдахин королевской кровати, – неужто Святой Дух не покинул вас? Вы ежедневно жалуетесь Богу на то, что ваши друзья не с вами. Между тем они живут с оружием в руках, тогда как вы проливаете бессильно слезы. Они клянутся побить ваших врагов, тогда как вы этим врагам служите; они им внушают чувство страха, тогда как вы им угодливо льстите! Они на коне, вы – на коленях… Вы преступно расточаете свое королевское величие и покорно глотаете наносимые вам обиды. Тем, кто устроил Варфоломеевскую ночь, это более чем лестно.

И Агриппа в сердцах заявил, что намерен бежать из Лувра.

Хитрый и дальновидный король Наварры все еще колебался, тщательно просчитывал ситуацию и ждал удобного момента. Конечно, в Лувре он король мнимый, но намного ли лучше оказаться в провинции на вторых ролях после признанных вождей протестантского дела герцога Алансонского или кузена Конде, которому тоже удалось бежать? Если уж на то пошло, не лучше ли ему возглавить третью партию, которая уже нарождается во Франции? И он с оптимизмом ответил Агриппе:

– Может статься, что различие между двумя религиями не столь велико, как кажется из-за вражды между теми, кто их исповедует. Когда-нибудь настанет день, и данной мне властью я постараюсь их примирить. Осталось лишь дожить до этого времени.

Через несколько дней после побега младший брат прислал старшему ультиматум. Под знамена герцога Алансонского потекли недовольные дворяне и вояки, алчущие грабежей. Принц Конде и его союзник пфальцграф Иоганн Казимир, который требовал в награду Мец, Туль и Верден, перешли границу, ведя с собой пятнадцать тысяч рейтаров.

Теснимая с востока, запада и юга, имея очень ненадежный тыл на севере, без денег и почти без солдат, монархия Валуа, казалось, вот-вот рухнет. Удачный приступ грозил сокрушить здание, терпеливо возводившееся двадцатью королями.

Тревога за судьбу Франции терзала в эти трагические дни сердце двадцатичетырехлетнего короля. Его совет раскололся на две группы: сторонников перепуганной до смерти за судьбу сына королевы-матери, которая призывала к капитуляции, к покупке мира любой ценой, и приверженцев дю Га, который стоял за сопротивление, за войну.

Пятнадцать лет Екатерина Медичи вела жестокую борьбу за единство страны – то в ранге верховной правительницы, то на свой страх и риск, но даже в худшие моменты никогда не забывала о высших интересах Короны. И вдруг она потребовала уступок!.. Она, которая встречала лицом к лицу все атаки!..

Звезды, к которым каждую ночь в эти дни обращалась суеверная королева-мать, предсказывали близкое пришествие на престол рода Бурбонов. Впрочем, и без астрологов было видно, что хрупкий Генрих III и хилый герцог Алансонский – последние отпрыски вымирающей династии. А Екатерина в первую очередь была главой этой династии и не желала признавать такой измены со стороны судьбы. Отсюда рождалась ее исступленная ненависть к королю Наваррскому.

Проходил месяц за месяцем, а королева Луиза не проявляла никаких признаков беременности, политика флорентийки изменилась. Теперь ее главная цель – лишить всех шансов на власть ненавистного зятя. Коль скоро будущее рода Валуа теперь воплощено в герцоге Алансонском, то с ним надо обращаться бережно, вернуть его ко двору и не допускать его ослабления в пользу наваррца.

Дю Га, наоборот, был озабочен только судьбой своего друга-короля, что делало его истинным поборником национальной идеи. Король все еще имел в руках волшебное оружие – престиж скипетра. Решительность давала надежду, что французы сплотятся вокруг своего короля.

Генрих это понимал. Он был необыкновенно проницателен. Но он был еще слишком молод и слишком неопытен как верховный правитель, чтобы сразу же отвергнуть опеку со стороны властной матери.

Он приказал Генриху Гизу, который горел желанием стать не менее знаменитым, чем отец, остановить немцев.

Началась осень с ее проливными дождями, и, опасаясь скверной погоды, принц Конде и герцог Казимир не спешили заходить слишком далеко в своей авантюре. Более дерзкие Торе и Дамвиль, сыновья Монморанси, выдвинулись вперед со своим авангардом в две тысячи рейтаров и две тысячи пехотинцев и сделали это так неосторожно, что дали католикам зажать себя под Дорманом в самые настоящие клещи. Протестантская пехота вообще не сумела оказать сопротивления королевским войскам. Де Гиз справился с мятежниками. Он сражался, как отважный воин, воодушевляя всех своим примером, и в бою был ранен. Битва закончилась поражением гугенотов.

Боги были благосклонны к отважному полководцу. Его лицо украсил долгожданный шрам славы, позволивший наконец-то перенять красивое прозвище горячо любимого отца – Меченый. Теперь героем был уже не Генрих III, обеспечивший победу при Жарнаке и Монконтуре. Лавры победителя увенчали чело нового кумира французов.

Улицы Парижа были заполнены людьми. Все собрались лицезреть героя Дормана. Парижане говорили, что наступил великий день в истории Франции. Католики вновь одержали победу над протестантами.

Генрих де Гиз въехал в город через ворота Сент-Антуан. Он держался в седле с природной грацией и величием. Герцог, ехавший через толпу, слышал в свой адрес только приветствия и ни одного голоса, выражающего недовольство в его адрес.

– Да здравствует славный герцог!

– Вот истинный король Парижа!

Он явился в город прямо с поля сражения, со свежими ранами на лице. Людям казалось, что сами небеса услышали их мольбы предотвратить все несчастья, ниспосланные на землю Франции. Вот и послали им победу над врагом, которую одержал этот красавец, это воплощение мужества и силы. Свежий шрам, по мнению многих, на лице его великого отца был точно таким же.

– Свершилось чудо! Меченый снова вернулся! – ликовала толпа.

– Франция спасена! Нашим страданиям пришел конец!

– Господь разрешил Меченому спуститься с небес, чтобы спасти нас от голода и всех напастей! – кричали самые суеверные.

– Сын Меченого избавит нас от всех милашек!

Каждый старался протиснуться к герцогу и прикоснуться к нему четками.

Многие, даже молодые мужчины, плакали.