Книга Терновый венец Екатерины Медичи - Неля Гульчук

Злой рок продолжал преследовать королеву-мать, посылая все новые испытания.

Популярность герцога Гиза не давала покоя королю. Она не только ущемляла его самолюбие, но и будоражила Францию воинственным настроением. Противостояние Генриха III Генриху Гизу было поединком между новой и старой Францией. Король-реформатор, самый непопулярный из всех последних Валуа, бросал вызов мужественному военачальнику и защитнику рыцарских традиций.

Генрих III вынашивал план убийства Гиза. Король приказал сорока пяти гвардейцам своей личной охраны прибыть во дворец и поздно вечером 26 декабря 1588 года в замке Блуа собрал членов совета для объявления им своего решения в отношении Гиза.

– Я пришел к выводу, – обратился он к советникам, – что утром надо положить конец такому положению. Он умрет. Либо умру я.

Накануне король имел разговор с герцогом, который ждал похвал за свою деятельность генерального наместника королевства, а услышал возмущение из уст короля. Генрих III придирался. Пришлось вмешаться королеве-матери и упросить короля высказать свое удовлетворение деятельностью герцога. Король нехотя согласился. Но перед тем как произнести благодарственные слова в адрес своего врага, он успел пробормотать, что через один-два дня Гиз не сможет больше говорить.

После объявления советникам о своем решении Генрих III осведомился у присутствующих о наличии оружия. Тех, кто имел клинки, он пригласил в свои покои, остальным приказал находиться в кабинете на случай внезапного появления брата Генриха кардинала де Гиза. К герцогу был направлен человек, чтобы пригласить его ко двору.

Герцога не удивил ранний вызов к королю. Ничего не подозревая, он явился и, войдя в зал собрания Королевского совета, потребовал себе дамасского винограда. Выступления советников о сборе налогов окончательно успокоили его бдительность.

Поэтому, когда государственный секретарь попросил его пройти в кабинет короля, он тут же поднялся и покинул зал. Проходя по дворцовым лабиринтам, Гиз приветствовал королевских гвардейцев, не удивляясь их присутствию в столь многочисленном составе и сопровождению к королю. Неожиданно один из охранников схватил его за руку и нанес удар кинжалом в грудь со словами:

– Изменник! Ты умрешь!

Тут же вспыхнула потасовка.

– Охрана, ко мне! Ко мне, друзья! – закричал герцог.

Лотарингца окружили гасконцы из личной охраны короля.

– Какое предательство! Какое предательство! – прохрипел король Парижа, и наступила тишина.

После свершившегося Генрих III вышел из своего кабинета. Ему передали содержимое карманов убитого: ключи на золотой цепочке, двенадцать экю и записку: «Для поддержания войны во Франции нужно семьсот тысяч ливров ежемесячно». Несчастный не расставался с идеей войны до последнего вздоха.

Тело Гиза покрыли серым плащом с желтым крестом и передали в руки главного прево Франции. По приказу короля тело герцога сожгли в подвале Лувра, а пепел бросили в Луару. Эта операция имела целью лишить народ возможности поклоняться праху любимого героя.

Удовлетворив чувство мести, Генрих III направился в апартаменты королевы-матери, чтобы сообщить о содеянном. Он застал мать в постели и, справившись о ее здоровье, сообщил о смерти Гиза:

– Мадам, де Гиз умер. Я его убил, предвидя, что король Парижа собирается это сделать со мной, королем Франции.

Она испуганно посмотрела на него, но не сказала ни слова. Генрих, возбуждаясь, вспомнил о необузданном честолюбии Гизов, о заговорах, которые они плели последние пятнадцать лет, об их тайной связи с Испанией, о дне баррикад. Они дискредитировали своего суверена в глазах подданных: подорвали его власть, поставили под угрозу его жизнь и существование его государства. И наконец Бог дал ему, королю Франции, силу покарать их за преступления.

– Я снова становлюсь королем и господином положения, а не пленником и рабом. Наконец-то рухнул дом Гизов!

Во время встречи матери и сына арестовали кардинала де Гиза, архиепископа Лионского и всех ведущих лигистских депутатов. Убежденный в том, что его рукой Всевышний воздал вождю лигистов, Генрих III считал предпринятые действия концом многовластия и началом новой эры в своем правлении.

Екатерина пришла в ужас от содеянного сыном. Ее трясло. Она была слишком слаба, чтобы ответить ему что-либо. Когда сын ушел, королева-мать вслед ему прошептала:

– Сын мой, ты только что потерял свое королевство.

Любимый сын повторил преступление матери. Урок, который она получила, ничему не научил Генриха, и многолетняя борьба за умиротворение Франции прошла даром. Уверенность в готовности лигистов продолжить борьбу и осознание неминуемого поражения короля окончательно сразили Екатерину Медичи.

Утром 5 января 1589 года Екатерина Медичи захотела написать завещание и исповедаться. Она с трудом дышала и было видно, что наступили последние мгновения ее жизни. Как серьезно она относилась к предзнаменованиям! Когда-то астролог Руджиери предостерегал ее от Сен-Жермена. И в Париже она построила свой дворец подальше от Сен-Жермена.

И что же? Аббата, который исповедовал ее, звали Жюльен де Сен-Жермен. Удивительное и зловещее совпадение.

Услышав имя аббата, она еле слышно произнесла:

– Тогда мне конец!

И тут же ощутила сильную усталость… Она чувствовала, как любимая дурочка Ла Жардиньер заботливо поправляет подушку, гладит ее волосы. Она, Екатерина, была ее единственной любовью и в течение многих лет принимала это как должное.

Екатерина еще слышала свое дыхание, а в следующий миг она стала погружаться в сон, в тот сон, где был любимый Анри, преждевременно покинувшие ее дети и зовущий к себе мудрый великан – король Франциск.

Как хорошо, что ей удалось улучить время, чтобы вновь увидеть своего кумира, по воле которого ее привезли во Францию!.. И она стала королевой!..

Екатерина Медичи стояла перед Франциском I в огромном зале в окружении лучших певцов родной Италии и вместе с ними пела псалом Давида: «С избранным будешь поступать как с избранным. С чистым – чисто, с лукавым – по лукавству его, ибо ты людей угнетенных спасаешь, а очи надменные унижаешь. Ты возжигаешь светильник мой, Господи; Бог мой просвещает тьму мою». Многоголосное пение и слова Давида уносили все заботы земного мира, омывая королеву небесной радостью.