Книга Мара и Морок. Трилогия - Лия Арден

вспоминать о зиме. Разве тебя не утомило внимание на базаре?

Я медленно провожу рукой по юбке, пытаясь вспомнить, как давно надевала этот наряд в последний раз. Я даже не покупала этот сарафан, жена богатого торговца подарила его мне, когда я вернула ей потерявшуюся в лесу дочь. Женщина попросила взять наряд в качестве благодарности, приговаривая то же самое, что и Ясна. Оно подходит моим глазам.

Тяжело не признать правдивость слов сестры. Пристальное внимание часто утомляет.

– Ты же знаешь, Вела, что Иванов день – праздник для молодых. Думаешь, много юношей рискнёт подойти к Маре, чтобы познакомиться? – продолжает Ясна, протягивая гребень.

Я беру его и начинаю расчёсывать волосы. И на этот вопрос ответ очевиден.

– Почти никто.

– Верно, – соглашается сестра, заплетая себе несколько тонких кос и украшая их золотыми бусинами и нитями. – Поэтому пусть сегодня все веселятся, и мы вместе с ними. Сегодня и у нас праздник, Вела, поэтому ни в чём себе не отказывай. Хочешь, я тебе красную ленту в косу вплету?

Я громко фыркаю:

– Я не ищу жениха.

– Зато так внимания больше получишь, – насмешливо поддевает сестра.

– Себе вплети! – возмущаюсь я, но губы растягивает предательская улыбка. При мысли о скором веселье настроение улучшается само собой.

– Я и без ленты найду компанию, – нагло отвечает она, но я ни капли не сомневаюсь, что так оно и будет.

В конце концов, она и Мира старшие из нас и уже знают, как общаться с молодыми людьми. Злата во второй раз празднует Иванов день вне храма, а у меня, кроме неудачного, смазанного хмельным мёдом опыта, ничего и нет.

На закате мы вчетвером выходим на оживлённую улицу. Дома, окрашенные алым, кажутся ещё красочнее, чем днём. Окна сверкают, отражая последние лучи самого длинного солнечного дня в году. Ветер дёргает разноцветные ленты на деревьях, а в воздухе витает восхитительный аромат еды и безоблачной летней ночи. Мы направляемся на восток, где чуть ближе к реке будет основной праздник, с кострами и музыкой для молодёжи. Взрослые же остаются в городе: веселиться в домах друзей, в тавернах или на свежем воздухе.

На Злате очаровательное белое платье, почти такое же, как и на Ясне. Сестра смущается, когда несколько молодых юношей не могут оторвать от неё взгляды. Из нас четверых она единственная заплела косу с лентой. На Мире голубой с серебром сарафан, а волосы украшает очелье с бубенцами.

Я бессознательно поглаживаю пальцами лунницу. У моей нижней рубашки широкий ворот, и я не могу спрятать украшение под одеждой, как делаю это чаще всего.

Мы слышим смех, перемешанный с музыкой, раньше, чем находим место праздника. Видим поднимающийся свет от больших и малых костров ещё издалека, и трепет от предвкушения праздника заражает нас всех. Я улыбаюсь вместе с сёстрами и ускоряю шаг. Мы чувствуем в воздухе ароматы пирогов и хмельного мёда, и я впервые за годы забываю о своей судьбе, а воспоминания о мучающих меня снах исчезают так же быстро, как гаснут искры, выбрасываемые пламенем в воздух.

Как только мы выходим на поляну, нас накрывает волной гама, громких криков и непрекращающегося смеха. Всё это перемешивается с мелодичными голосами, поющими песни под гусли и звуки домры[8]. Ложки и барабаны отбивают нужный ритм, и кажется, что даже оранжево-красный огонь подстраивается под их бой.

К нам подскакивают несколько молодых юношей и девушек. Они не стесняются и не боятся нас, не спрашивая, надевают на наши головы венки. Будь мы в красном, никто бы не посмел к нам прикоснуться, но одна из девушек даже трогает прядь моих волос, восхищаясь мягкостью. Они взрываются весёлым смехом и убегают дальше.

Я обвожу взглядом толпу присутствующих – у всех венки. Стягиваю свой с головы, догадываясь, что не всё так просто. Рассматриваю тонкие прутики берёзы, переплетённые с травами и цветами.

– Ну конечно. Полынь, – усмехаюсь я, небрежным движением возвращая венок на голову.

– Умно, – соглашается Мира.

– Похоже, они их на всех надевают, чтобы среди веселящихся не было русалок, – кивает Ясна на ту же группу молодых людей, которые одаривают венками других пришедших.

– Правильно делают, – хвалит Мира. – Рядом с водой в такие праздники небезопасно.

– Русалки при подобных праздниках утаскивают людей? – уточняет Злата.

– Бывает, но только если их очень разозлить. Чаще они просто капризничают, выбегают и топчут костры, заливают водой платья, разгоняют веселящихся и просто портят всем настроение.

– Надеюсь, они хотя бы не додумались пойти на крайность и добавить отвар полыни в хмель, – неожиданно ворчит Ясна, оглядываясь по сторонам.

– Почему? – под стать старшей вертит головой Злата. – Полынь ведь не опасна для здоровья.

– Нет, но горчит, – морщится подруга, складывая руки на груди. – Однажды в Ярате до такого додумались. Все праздничные напитки испортили.

– Повезло тебе ещё не попробовать крапивный чай, добавленный в квас, сестра, – со смешком парирует Мира.

– Неужели кто-то решил, что ты ведьма? – с наигранным недоверием охает Ясна, прикладывая руку к груди. – Хотя с первого взгляда можно и перепутать.

Ясна смеётся и отбегает, когда Мира намеревается пихнуть её локтем в бок. Сестра время от времени любит пошутить над бледностью Миры. Её кожа удивительно светлая, даже летом загар не ложится, сколько бы времени она ни проводила на солнце.

Мы расходимся, решая, что сегодня будем веселиться и полностью позабудем о своей повседневной жизни. Особенно рьяно Ясна толкает меня, призывая не возвращаться на постоялый двор раньше рассвета.

Оставшись в одиночестве, я брожу среди людей, несколько раз останавливаюсь у малых костров понаблюдать, как молодые люди прыгают через них. Одна из девушек предлагает мне пирожок с капустой, и я с благодарностью съедаю предложенное. Потом какой-то молодой человек пытается затащить меня в хоровод. Он привлекателен и настойчив, но я ещё недостаточно развеселилась, чтобы плясать, поэтому со смущением отказываюсь.

Один раз взглядом нахожу в толпе Злату: сверстники обступили её, расспрашивают о чём-то, и вместе они мило общаются, изредка взрываясь хохотом. Замечаю Ясну с Мирой: те улыбаются, показывая мне на хмельной мёд, что разливают желающим. Кажется, в этот раз он пришёлся сёстрам по вкусу.

Сумерки переходят в ночь, кажется, что тьма окутывает весь мир, кроме этой поляны на берегу узкой реки и близлежащей рощи, по периметру которой, готовясь к играм, намеренно разместили длинные факелы. Их зажигают, чтобы отвоевать у ночи больше пространства. Я иду на звуки музыки, разносящиеся от одного из костров. Напротив небольшой избушки на стульях расположились музыканты. Несколько девушек стоят и раскачиваются в такт музыке, продолжая вместе петь песни.