Книга Терновый венец Екатерины Медичи - Неля Гульчук

Изумленная Франция увидела, как король ведет за собой эту огромную процессию, и… ничего не поняла.

Екатерина с раздражением наблюдала это шутовство и уверяла себя, что Генриху скоро надоест сумасбродство и бездействие и тогда они будут править вместе.

В один из дней она заметила сыну:

– Мой дорогой, ты слишком долго отсутствовал в Париже. Тебя ждет коронация. Чем скорее она состоится, тем лучше. Я настаиваю на срочном отъезде в Париж.

Генрих с усмешкой посмотрел на мать:

– Настаивать теперь имею право только я, король!

Прошло два месяца, прежде чем королеве-матери удалось уговорить сына отправиться в путь, но только до Авиньона.

– Авиньон – прелестный город, – сказал он матери. – У нас достаточно времени для Парижа.

Первая и самая деликатная задача, от которой в первую очередь мог зависеть весь облик царствования Генриха III, состояла в том, чтобы найти себе наставника: в двадцать три года без него нельзя. Как проницательный сын, молодой суверен не собирался игнорировать советы матери, к которой по-прежнему испытывал признательность, уважение, он восхищался ею, но не во всех вопросах был согласен с ней. Он охотно отводил ей роль первого министра, но не наставника. Другие близкие родственники были враждебны ему и склонны к заговорам, вельможи настолько неверны, а министры, с его точки зрения, мелки как личности, что никто из них не годился ему в ближайшие советники. Оставались личные друзья, к которым он испытывал давнюю и искреннюю привязанность. Из всех друзей лидером по своему характера был только дю Га, недавно назначенный им полковником гвардейского полка.

Дю Га был жадным до почестей и денег, грубым, жестоким, искушенным в интригах, однако его авантюрную натуру искупали недюжинный ум, неистощимая энергия и беззаветная преданность Генриху. Его властное лицо в ореоле рыжих волос и атлетическое сложение пленяли женщин. Давно привыкнув использовать любовь других в собственных интересах, он покорял самых строптивых особ мужским обаянием, против которого не могло устоять скрытое в Генрихе женское начало.

Так возник странный триумвират: Екатерина Медичи, дю Га и монарх, который стремился со временем править самостоятельно.

Для королевы-матери, привыкшей направлять дела в государстве по своему усмотрению, такое «падение с высоты» стало чувствительным ударом. Король одним росчерком пера без согласования с ней перевернул всю налоговую систему, учредив налог на продажу вина. В первый момент Екатерина испытала приступ гнева на сына, чья неблагодарность вскоре дошла до того, что он лично начал распечатывать депеши от послов. Потом она успокоилась, решив, что такое побуждение не стоит воспринимать слишком трагично, – оно мимолетно.

Екатерина скоро поняла, что радужная надежда разделить трон с сыном имеет мало шансов на осуществление: он советовался с ней все реже и реже.

Никто отныне не испытывал большей ненависти к войне, чем бывший кумир армии. В ужасе от того, что страна может вновь впасть в кровавую бойню, Генрих воззвал к умеренным, чтобы католики и протестанты нашли общий язык. Однако эта благородная попытка провалилась из-за непримиримости обеих партий, и правительству пришлось выбирать между промедлением и войной.

После того как совету предложили проект примирительных мер, все с изумлением увидели, что королева-мать, известная сторонница выжидательной политики, с яростью ополчилась против мирных предложений; она говорила о воинской репутации Генриха, о том, что опасно давать гугенотам возможность дожидаться вспомогательных отрядов из Германии и что необходимо, пока не поздно, раздавить мятежников. Никто не рискнул открыто пойти против королевы-матери, и решение в пользу войны было принято. Чтобы ни с кем не делить сердце сына, неистовая мать бросила Францию в пучину анархии.

Это был акт отчаяния – бессмысленный, как все акты, продиктованные отчаянием.

Четыре королевские армии, на которые была возложена задача остановить заговорщиков, потерпели унизительное поражение. Правильная осада так и не позволила взять Ливрон, маленькую крепость, из которой недовольные терроризировали область Конта.

Рассчитывая устрашить мятежников, король лично привел под Ливрон свежие силы и дал команду идти на приступ. Но ему пришлось в бессильной ярости видеть откат своих войск и слышать оскорбления, которыми со стен осыпали его жители городка.

Провинция Дофине была превращена в неприступную цитадель. Один из руководителей партии «политиков» Дамвиль, сын Монморанси, чтобы сильнее задеть короля, нашел себе развлечение в том, что принялся штурмовать крепость Сен-Жиль у самых стен Авиньона. С высоты башни король Генрих III мог видеть своих сконфуженных капитанов и знамя Монморанси, водруженное на уровне штандарта с королевскими лилиями.

Это было жестокое унижение, и далеко не первое. За несколько недель пребывания во Франции судьба постаралась разрушить все надежды Генриха, на которых он так недавно строил планы лучезарного будущего. Покидая Краков, он мчался к любви, популярности и победе. Теперь его возлюбленная была мертва, подданные осыпали его оскорблениями, и, казалось, ему вот-вот придется сыграть роль Карла Простоватого, короля Франции, который не сумел справиться с децентрализацией королевства и потерпел поражение от своих вассалов, лишивших его трона. Мучаясь от этих навязчивых мыслей, король стал вялым и неврастеничным.

На Генриха навалилось чувство безнадежности и усталости. Он отказался от борьбы и внезапно сдался, утвердил мирный договор, признал обоснованность действий повстанцев, согласившись после получения инструкций от презираемого им принца Конде принять их наказы.

Жалкий провал политики престижа, в которой королева-мать руководствовалась, увы, интересами чисто личного характера!..

Но вскоре Екатерина выиграла в другом: умер кардинал Лотарингский. Этот церковный сановник, который всеми силами стремился сохранить молодость, скончался в пятьдесят лет от простуды. Слег и уже не встал.

Эту новость Екатерине во время прогулки сообщила Ла Жардиньер:

– Он шествовал босиком, с обнаженными плечами и имел такой здоровый вид… А теперь он мертв…

– Он был великим священником, – заявила громко Екатерина, чтобы все в сопровождающей ее свите услышали эти слова.

Ла Жардиньер лукаво улыбнулась и очень тихо спросила:

– Моя королева действительно думает, что мы все понесли тяжкую утрату?

Екатерина сжала ей руку, чтобы она замолчала… А после прогулки, войдя в свои апартаменты и оставшись вдвоем, тихо прошептала на ухо своей верной шпионке:

– Сегодня умер самый порочный человек на свете. Французский тигр, вампир, супостат… Все святые празднуют его кончину.

И дурочка шепотом ответила:

– Я видела, как он покинул землю и полетел в ад…

Словно в подтверждение ее слов, внезапно разразилась гроза. Дурочка испугалась и запричитала: