Книга Ведущий в погибель - Надежда Попова

– Что вам еще надо от меня? – выговорил он страдальчески и внезапно осекся на полуслове, словно примерзнув к месту.

Фон Вегерхоф подступил ближе, не отрывая глаз от окаменевшего взора наместника, и опустил ладонь на его лоб, точно лекарь, желающий узнать, ушел ли жар у пациента; минуту оба они не двигались, сцепившись взглядами и словно бы даже не дыша, ставши похожими на каменное изваяние – памятник Гиппократу во дворе лазарета. Безмолвие и неподвижность тянулись невыносимо долго; наконец, фогт сипло вдохнул, задрожав всем телом, рванулся, пытаясь сбросить с себя прижавшуюся к нему ладонь, и, отшатнувшись, сполз по стене на пол, ошалело хлопая глазами.

– Эберхарт? – тихо позвал фон Вегерхоф, присев перед ним на корточки; фогт вздрогнул, встряхнув головой, точно медведь, которому угодила в ухо пчела, и вскинул взгляд, уставясь на стрига растерянно.

– Господи Иисусе, – пробормотал фон Люфтенхаймер тихо, – что это было…

– Я полагал – вы нам скажете, – заметил Курт осторожно. – Вы, правда, уже много чего наговорили, однако…

– Да-да-да… – поспешно согласился тот, и в голосе фогта проскользнул почти ужас. – Я помню. Хотя, надо признаться, помню слабо; последние месяцы словно попросту ушли куда-то – я будто и не жил. Эта тварь… Я две недели провел запертым, а он поил меня кровью – своей кровью; какая мерзость, если б вы знали…

– Знаю, – тихо откликнулся фон Вегерхоф; фогт снова мотнул головой, прикрыв глаза на мгновение, и оглядел комнату с еще большей потерянностью, словно не понимая, где он вдруг очутился.

– Пустота… – едва слышно проронил он, и в голосе, на эти мгновения словно изменившемся, снова прошла трещина; фогт рванулся, пытаясь высвободить руки, и фон Вегерхоф прижал его к стене. – Не могу, нельзя! – надрывно выкрикнул фон Люфтенхаймер, и стриг вновь притиснул ладонь к его лбу.

– На меня смотрите, Эберхарт! – приказал он жестко.

Конвульсии стихли так же внезапно; один миг фогт сидел, глядя в никуда, не говоря ни слова, и вдруг медленно, спокойно поднял взгляд к стригу. В лице этом что-то изменилось, сделав его неузнаваемым и не похожим на самое себя, и старческие губы тронула такая знакомая, вызывающая болезненный спазм в горле, усмешка…

Фон Вегерхоф отпрянул, вскочив на ноги и отступив назад, покачнувшись, точно каменный пол был корабельной палубой в бурю, и едва не опрокинулся, споткнувшись на ровном месте. С трудом удержав равновесие, стриг распрямился, отступив еще на шаг и опасливо глядя на фогта – тот молча и тяжело поднимался с пола, озираясь вокруг прежним тоскливо-враждебным взглядом.

– Не хочу повторяться, – неуверенно произнес Курт, – однако – что это было?

На пол у ног фон Вегерхофа капнуло красным; тот осторожно провел пальцами над верхней губой и, посмотрев на испачканную в крови руку, запрокинул лицо к потолку, зажав переносицу.

– Ты как? – испуганно спросила Адельхайда; стриг отмахнулся.

– Так мне и надо, – чуть севшим голосом отозвался он. – Надо было отступить. Когда он снова перехватил контроль – надо было плюнуть и сдать позиции; а я зарвался.

– И каков же diagnosis? – уточнил Курт; фон Вегерхоф опустил голову, осторожно потянув носом, и, возвратившись к кровати, присел рядом с Адельхайдой.

– Она права, – подтвердил стриг, понизив голос. – Фон Люфтенхаймер не в себе. Да, он говорит то, что мог бы говорить, если б принимал решения сам, однако я полагаю, что дело было так: Арвид запер его, держа на крови, одновременно обрабатывая словесно. Разумеется, одними психологическими изысками не обошлось и ко всему этому было добавлено прямое воздействие на сознание; учитывая же тот факт, что слуга в любом случае есть проводник воли мастера, сейчас мы имеем человека, который думает, что он думает то, что говорит. Сейчас фон Люфтенхаймер искренне полагает, что пошел на все добровольно – ради спасения жизни дочери. Но эти воспоминания не более чем внушены ему, и он был просто подчинен – в самом буквальном смысле этого слова.

– Его можно вытащить из этого состояния? – так же тихо спросила Адельхайда. – Я подразумеваю – навсегда, а не так, как сейчас?

– Если нейтрализовать Арвида. И после некоторого периода восстановления он вполне придет в себя. Наверное.

– И это безошибочно? – усомнился Курт. – Ты не мог обмануться? То, что мы сейчас видели – прорыв его сознания через контроль? Не выходка Арвида?

– Это безошибочно, – подтвердил стриг; он вздохнул:

– Жаль.

– Не поняла, – настороженно уточнила Адельхайда, и Курт пояснил, кивнув в сторону стен:

– Как я понял, через своих птенцов и слуг Арвид в некотором смысле получает о происходящем некоторую информацию. Верно?

– В некотором роде, – согласился фон Вегерхоф.

– Он знает, что мы убили всех его людей, что столкнулись с Конрадом. Что сейчас ты попытался образумить фон Люфтенхаймера, что он с нами. Так?.. Выходит, таскать его с собой по замку – все равно что пристроить себе на макушку сигнальный флажок с большой надписью «мы – тут». А таскать придется, ибо он, как выяснилось только что, даже не соучастник – он потерпевший, которого моя работа – спасать. Был бы он преступником – я с чистой совестью прибил бы его на месте, обезопасив нас и решив массу проблем. Сейчас же мы обрели суму без ремня: таскать тяжело, а бросить нельзя. Посему я говорю: жаль.

– Само добросердечие, – заметила Адельхайда с усмешкой и вздохнула, посерьезнев: – Но в одном он прав. Фон Люфтенхаймер невиновен, однако от этого не менее опасен. Мы можем сделать хоть что-то уже сейчас?

– Дать ему по черепу, – предположил Курт; она покривилась:

– И волочить с собой беспамятное тело?

– У меня идея лучше, – все так же тихо вмешался фон Вегерхоф и, кивнув на руку Курта, пояснил: – Эти четки нанесли рану Конраду. Стало быть, они имеют воздействие на тот тип стригов, с которым мы столкнулись.

– Почему?

– Сейчас не время для лекций.

– Почему? – повторил Курт упрямо. – Пока я не пойму, почему и как, действовать дальше не смогу. Я хочу знать…

– Хорошо, – оборвал стриг с заметным раздражением. – Коротко: если подобное существо уверено, что своим обращением вступает в сговор с темными силами, враждебными любой светлой силе, все артефакты, имеющие к ней отношение, являются также враждебными его сути. Можешь полагать это самовнушением, если тебе так будет проще. При этом сговор как таковой вправду может иметь место, ибо в момент обращения душа открывается, и к ней рвутся всевозможные сущности. Обращение – момент принятия решения о собственном будущем и месте в мире. Это – коротко и упрощенно; на более подробное обсуждение у нас нет времени. Для нас не важно и то, что мы имеем сейчас – реальную связь Арвида с недобрыми силами или же таковое мнение его птенцов; важно – что сила, которой служил обладатель этих четок, может им противостоять.

– Допустим. И что ты предлагаешь?