Книга Рецепт одной войны - Павел Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну всё, всё, пора наконец спать! Уже три, нет, четыре часа утра!» – говорила себе Жюли. Но не только не засыпала, а приходила во всё большее возбуждение.
Жюли чувствовала совершенно определенно: к ней пришла любовь! Самая настоящая любовь, такая, о какой пишут в книгах и снимают кино. В этом не было никаких сомнений! Так вот она, оказывается, какая! Это всё очень, очень серьезно!
Заснула Жюли только тогда, когда за окном было уже совсем светло.
И если накануне вечером в постель ложилась хорошо знакомая всем Жюли, то утром с постели встал совсем другой человек. И прежней, чувствовала Жюли, ей уже никогда не быть.
* * *
Жюли жутко волновалась, когда на следующий день после уроков спешила на встречу с Жан-Жаком.
То есть с утра она еще не осознавала всей сложности того, что ей предстоит, и пребывала в приподнятом, почти радостном настроении. Но чем меньше времени оставалось до конца уроков, тем отчетливее она понимала: встретиться теперь с Жан-Жаком будет очень непросто!
Ведь это только для Жюли всё так серьезно. Ведь это она встала утром совсем другой и чувствовала, что Жан-Жак для нее – на всю оставшуюся жизнь. А он? Кто сказал, что Жан-Жак относится к Жюли так же? А вдруг он воспринимает знакомство с ней просто как веселое приключение? Или как легкую победу? Вот именно, победу! Почему нет? Ведь он такой ловкий кавалер, стоит только вспомнить, как умело он подкатывал к ней в кино с этими своими руками! И как спрашивал, умеет ли она целоваться… У него как пить дать такое приключение не в первый раз! Это же очевидно!
И как она взглянет ему в глаза? Что скажет? И что он скажет в ответ? Он наверняка с первого взгляда догадается, что она не спала всю ночь и что с ней что-то произошло. Он сразу поймет, как она теперь от него зависит и что с ней, как с воском, можно делать всё что угодно. Как он поступит? А вдруг просто посмеется над ней и уйдет довольный, решив, что добился всего, чего хотел!
О боже, как она могла так легкомысленно вляпаться! И ведь сама, сама, как мотылек, летела прямо в огонь! Ходила к Стелле. Сама целовала его! О, безумная, безумная!
Переходя через Старый мост, Жюли чувствовала, что ноги ее подгибаются от страха. Еще чуть-чуть – и она бы развернулась, чтобы вообще никуда не ходить, прибежала бы домой и зарылась с головой под одеяло!
Но вот она увидела Жан-Жака. Он стоял у газетного киоска, бледный от волнения, осунувшийся после бессонной ночи. На его лице читалось смятение, граничащее со страданием. Жюли даже не успела до конца поверить своим глазам, но каким-то шестым чувством определила, что и Жан-Жак – уже другой, что и он ночью пережил что-то исключительно важное и прежним уже стать не сможет.
Жан-Жак увидел ее, жадно оглядел ее лицо и просиял. И весь страх, все сомнения, все глупые мысли, терзавшие Жюли в последние сутки, улетучились в один миг, не оставив и следа.
Нужно сказать, что флаг Гильдии вафельщиков, сгоревший на виду у всего города на башне блаженной Маргариты, произвел на жителей Мильхенбурга сильное впечатление.
В департамент чрезвычайных ситуаций поступил сигнал тревоги, и по городу с сиреной пронеслись сразу две пожарные машины. К тому времени, когда машины добралась до башни, поднялись лестницы и были размотаны рукава, флаг успел догореть, но даже это было для Мильхенбурга чрезвычайным происшествием. Наши пожарные машины выезжают из своего гаража нечасто, пару раз в году, да и то – по какому-нибудь пустячному поводу вроде тлеющей от брошенного окурка помойки или подожженного мальчишками тополиного пуха. А тут флаг, горящий на виду у всех!
Масла в огонь добавила, разумеется, статья в «Вафельных ведомостях»…
Разговоры об этом происшествии не стихали целую неделю. Неожиданный поворот событий даже заставил многих горожан растеряться – а не слишком ли далеко зашло дело. Никогда прежде Мильхенбург не видал ничего подобного, никогда еще в нем не бурлили такие страсти, а конфронтация не становилась такой жесткой. А что же будет дальше?
Многие были растеряны. Но только не Доротея Нансен. Ощущение опасности, казалось, сделало ее еще более хладнокровной и собранной, чем обычно.
На следующий же день флаг Гильдии вафельщиков появился над крепостью опять – и он был еще больше и еще наряднее, чем прежний. Но на этот раз Воины Кулака выставили рядом с флагом круглосуточный пост: двое ребят днем и трое ночью, сменяя друг друга каждый час, дежурили у древка, с высоты башни обозревая окрестности, высматривая что-нибудь подозрительное. В случае опасности пост обязан был немедленно разослать всем воинам эсэмэс-сигнал тревоги, после чего до прихода основных сил охранять флаг не на жизнь, а на смерть.
Отряд Воинов Кулака пришел в состояние повышенной боевой готовности. Тренировки теперь проходили каждый день. И на них отрабатывались уже конкретные актуальные задачи: блокирование улиц, задержание правонарушителей, противодействие атакам. Были разработаны схемы оповещения, все воины должны были постоянно находиться на связи, каждый знал, что делать и куда бежать в случае, если возникнет чрезвычайная ситуация. На следующий день, вечером, провели учебную тревогу. А потом еще одну – следующей ночью. Результаты оказались впечатляющими: отряд быстрого реагирования, который состоял из ребят, живущих поблизости, собрался во дворе школы через пятнадцать минут. Остальные подтянулись в течение получаса. Оговорили даже резервные способы оповещения – на случай, если откажет мобильная связь.
И главное, самое главное. Со следующего дня по Вафельному берегу стали ходить добровольные патрули Воинов Кулака.
Ребята, разбившись на тройки, после уроков по несколько раз обходили улицы нашего берега, наблюдая за порядком и бдительно реагируя на всё подозрительное. Тщательнее всего, разумеется, следили за поведением подростков. Но приглядывали и за взрослыми. В случае мелких нарушений следовало принимать меры самим. В случае крупных – вызывать подмогу. На рукавах патруль носил черные повязки.
«Инициатива, идущая не столько от разума, сколько от сердца!» – высокопарно высказались по этому поводу «Вафельные ведомости».
– О господи! Этого нам только не хватало! – прокомментировал событие кондитер Рудольф.
– Что тебе опять не нравится?
– А ты сам не понимаешь?! Патрули на улицах! Ничего не напоминает?
– Ай, брось! Это всего лишь игры подростков – молодая кровь играет! К тому же, заметь, не наши всё это начали!
– Наши – не наши! – сердито проговорил Рудольф. – Да если бы взрослые не одобряли всю эту чушь, история с подростками уже давно бы закончилась!
– Не знаю, не знаю… – отвечал Карл.
Поначалу патрульные только ходили по улицам у всех на виду и ни во что не вмешивались. Их останавливали, над ними подшучивали, их черные повязки служили пищей для упражнений в острословии.
Но постепенно ребята поняли, что улыбочки и похлопывания по плечу – это не столько насмешки, сколько шутливое одобрение, даже поощрение, – и осмелели. На третий день невдалеке от площади Старого моста они остановили двух подростков, забредших на нашу сторону с Шоколадного берега, и сделали им справедливое замечание. Школьники ели эскимо – мороженое, покрытое шоколадом. Патруль же резонно указал им, что если они вздумали гулять на Вафельном берегу, то и мороженое им следует есть не шоколадное, а вафельное!
