Книга Огнем и мечом. Россия между "польским орлом" и "шведским львом". 1512-1634 гг. - Александр Путятин

ГЛАВА 5.

НАЧАЛО ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ.
ПАДЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ИЗБРАННОЙ РАДЫ

Историки до сих пор не пришли к единому мнению по поводу Ливонской войны. Большинство считает ее политической ошибкой. К примеру, Н.И. Костомаров усматривал в этой кампании только излишнее стремление Ивана IV к завоеваниям и ничего больше.

В то время как И.А. Заичкин и И.Н. Почкаев уверены: первый русский царь вынужден был начать ту самую борьбу за «окно в Европу», которую завершил Петр I. Строго говоря, обе позиции небезупречны. Выход к Балтийскому морю у России в середине XVI века был, его потеряли позже. Причем во многом благодаря поражению в Ливонской войне.

В июле 1557 года[18] дьяк Иван Выродков построил в устье реки Наровы «…город для бусного (корабельного) приходу заморским людем». После этого царь Иван IV запретил своим купцам ездить в ливонские порты Нарву и Ревель. Новгородцы и псковичи должны были ждать иностранцев на своей территории. Однако царский указ не изменил торговых маршрутов. Иноземные негоцианты по-прежнему швартовались в Ливонии. Естественно, это раздражало царя.

Строить развитое портовое хозяйства и мощные морские укрепления в устье Невы было долго и дорого. Дешевле и проще казалось взять готовое у соседей. Тем более что обжитые гавани на балтийском побережье были совсем не чужие. Эти земли недавно отняли у Псковского и Новгородского княжеств Литва, Ливонский орден и Швеция. Удачно выбрал царь и направление для удара: из троицы обидчиков Ливония имела наиболее обустроенные порты и была самым слабым военным противником. Повод тоже нашли подходящий: орденская казна задолжала России «юрьевскую дань» за много лет. В 1554 году послы магистра пообещали уплатить неустойку через три года, но денег Ливония так и не прислала. Вместо этого ее новый магистр Вельгельм фон Фюрстенберг заключил с Сигизмундом II тайный союз против России.

В общем, к концу 1557 года причин для войны набралось более чем достаточно. И Иван IV решил нанести удар. В январе 1558 года 40-тысячная русская армия перешла ливонскую границу недалеко от Пскова. События развивались строго по намеченному плану. Орден терпел одно поражение за другим. Царские войска взяли Нарву и Дерпт. Ливония, в которой еще до войны были сильны центробежные настроения, начала разваливаться на части. Пройдя всю страну, русские отряды весной 1559 года вышли к побережью Балтики, появились на границах Восточной Пруссии и Литвы. Царь ликовал. В Кремлевском дворце, в Большой палате, он устроил грандиозный пир. В разгар праздника Иван IV лично выпил кубок привезенной гонцами морской воды, и то же самое по его требованию сделали ближайшие советники — Сильвестр с Адашевым.

Но вскоре ситуация на фронтах резко изменилась. Причин называют много. Тут и недооценка опасности со стороны Крымского ханства, и завышенные требования Ивана IV к проигравшей борьбу Ливонии, и длительная пауза в военных действиях на севере летом 1559 года. Вот если бы русский царь продолжал слушаться Избранную раду, пишут один за другим в своих книгах историки, если бы не разогнал правительство Сильвестра—Адашева…

На самом деле все не так просто. Реформированная Адашевым русская армия была прекрасным инструментом войны. По соотношению цена/эффективность в Восточной Европе она не знала себе равных. Но на свете нет ничего идеального — имелись у царских войск и слабые места. Так, длительный мир этой армии был категорически противопоказан. Когда рядом с 25—30 тысячами бояр и дворян в той же тяжелой коннице скачут 25 тысяч боевых холопов, прекращение войны лишает половину ратников перспектив на возврат к свободе, богатству и знатности. Иными словами, превращает этих храбрых и опытных воинов из лояльных слуг режима в потенциальных бунтовщиков. Но это еще не все: боярско-дворянская половина конного ополчения, несущая расходы по собственному содержанию и экипировке боевых холопов, заинтересована только в быстрых и победоносных кампаниях. Длительные войны на своей территории, где нельзя разжиться трофеями, грозят ей разорением.

Пока правительству удавалось сохранять оптимальный темп боевых действий, устраивающий обе половины поместной конницы, военный механизм царской России работал идеально. Но первые же нарушения ритма могли сказаться на его боеспособности не лучшим образом. Вот почему советники Ивана IV еще в начале Ливонской войны пытались притушить его воинский пыл. Царь же, уверовавший после Казани в свои стратегические таланты, пытался достичь всего и сразу.

Так, получив весной сведения о том, что летом 1559 года крымский хан готовит поход на Москву, Иван IV не только заключил полугодовое перемирие с Орденом и направил основную часть армии на юг для защиты «украйн». Он послал в дальние речные рейды два больших русских отряда: восьмитысячный окольничего Данилы Адашева и пятитысячный князя Дмитрия Вишневецкого. Адашев захватил в устье Днепра два турецких корабля, а затем высадился в западном Крыму, близ современной Евпатории. Его воины разорили несколько татарских улусов, освободили сотни русских рабов и вернулись по Днепру домой. Вишневецкий разбил на Дону крымский отряд, идущий к Астрахани, а затем осадил турецкую крепость Азов. Гарнизон спасло лишь появление султанского флота адмирала Али Рейса. Нетрудно заметить, что оба дальних рейда существенно задели интересы Блистательной Порты. Стоит ли после этого удивляться, что очень скоро в рядах крымских войск на южных границах России появились турецкие пушкари с «нарядом» и отряды янычар?

Огромной политической неудачей обернулись вскоре и победы в Ливонии. После разгрома орденской армии новый магистр Готхард Кетлер обратился за помощью к Сигизмунду II. 31 августа 1559 года Польша и Орден заключили союзническое соглашение в Вильно. Согласно этому договору король обязался защищать владения магистра от притязаний России. В награду за помощь ливонские власти отдавали Сигизмунду под залог девять волостей. Орден сохранял право их выкупить за 700 тысяч польских гульденов.

С известием о договоре в Москву отправился посол короля Мартин Володков. В январе 1560 года он передал дьякам грамоту, сообщавшую Ивану IV, что Ливония отдалась под королевское покровительство. Посла принял Алексей Адашев, выразивший от имени царя протест по этому поводу. Некоторое время между царем и королем велась оживленная дипломатическая переписка, в которой стороны старались доказать друг другу свои права на Ливонию. Затем монархи попытались совместить прибалтийские дела с «марьяжными»: женить овдовевшего в августе 1560 года Ивана IV на сестре Сигизмунда II Екатерине. Свадьба эта в условиях, когда у короля не было прямых наследников, открывала перед царем светлые династические перспективы. Сестра последнего из Ягеллонов приносила в Москву права сразу на две короны: польскую и литовскую.

Король на этот брак вроде бы согласился. Однако через некоторое время его посол в Москве Шимкович от имени своего монарха заявил, что до начала сватовства нужно прежде заключить мир. Естественно, на выгодных для Литвы условиях. Надо заметить, что к этому времени в борьбу за Ливонию вступили Швеция, аннексировавшая Ревель и Северную Эстонию, и Дания, установившая контроль над островом Эзель. Перед Россией вместо одного разбитого противника стояли три новых, намного более мощных. А с юга усиливал давление крымский хан. Не дождавшийся уступок от Москвы, Сигизмунд посчитал, что в этой ситуации два-три решительных удара вынудят Ивана IV к заключению выгодного для Литвы мира. Войска гетмана Радзивилла нарушили перемирие с Россией и в сентябре 1561 года взяли штурмом Тарвест. Однако затем Радзивилл потерпел от русских воевод поражение под Пернау, и вскоре ситуация вернулась к прежней точке.