Книга Парни в гетрах - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Разрешите, – самым сладостным тоном сказал он.

И, рванувшись к чашке, наступил на кошку.

– О, виноват! – воскликнул он, отступая на другую кошку, и, со словами «Pardon, pardon!», сел в кресло на третью.

Все залопотали: «Ах, не за что!» и т. п. и т. д., но прозорливый Фредди заметил короткий взгляд хозяйки. Ситуация был такая, словно царь Ирод зашел на собрание иудейских матерей.

Делия сидела на диване и листала журнал. Фредди влекло в тот угол гостиной. Он нуждался в сочувствии. Он осторожно пересек комнату, слегка потревожив всего двух кошек, и сел на диван. Представьте его смятение, когда он обнаружил, что дева его мечты напоминает шарик мороженого, усыпанный чем-то острым.

– Пожалуйста, ничего не объясняйте, – сказала она. – Я знаю, что есть люди, ненавидящие животных.

– Да я!.. – начал Фредди, взмахнув рукой и сразу же заехав в бок очередной кошке.

Делия подхватила страдалицу на лету. Кстати, то был страдалец.

– Мама, – сказала она, – возьми ты лучше Огастеса. Он раздражает мистера Виджена.

– Да уж, – сказала леди П. – Со мной дорогому коту будет спокойней.

– Мерзопакость какая! – проблеял Фредди. – Я…

– Верно говорят, – вздохнула Делия, – не поживешь вместе – не узнаешь.

– Что вы имеете в виду?

– Да так, ничего.

Она поднялась, подошла к пианино и стала петь бретонские народные песни, предоставив Фредди смотреть альбом с поблекшими изображениями «Тети Эмили в Лландадно, 1893» или «Кузена Джорджа на маскараде».

Так тянулся мирный домашний вечер, пока леди Прендерби не отпустила, со свойственной ей милостивостью, всех спать.

Быть может, вы предположили, что на лестнице, со свечой в руках Фредди думал только о Делии. Но нет. Думал он и о том, что с этих пор путь его разошелся с животным миром поместья. Он, можно сказать, пошел поверху, они – понизу. Где-где, а в его комнате кошачьих быть не должно.

Однако, вспомнив тигрового кота, он обыскал помещение на четвереньках. Кошек не было. Он с облегчением вздохнул, даже запел, но после первого куплета услышал, что ему вторит бас, и, поглядев на кровать, увидел солидную овчарку.

Он посмотрел на нее, она – на него. Было ясно, что собака считает хозяйкой себя, а его – наглым чужаком. Она смотрела на Фредди холодным желтым взором, слегка кривя губы, что помогало заметить длинный крепкий зуб. Кроме того, она пыхтела, одновременно изображая отдаленный гром.

Как тут влезешь в постель? Спать в кресле он не любил. Тем самым, он избрал третий путь, то есть вышел на балкон посмотреть, нет ли где освещенного окна, а за ним – потенциального спасителя.

Окно было, и близко, и он даже не очень громко сказал:

– Послушайте!

Никто не ответил. Он повторил:

– Послу-шай-те!

И прибавил для верности:

– Эй, эй, эй!

На сей раз результаты были. Из окна выглянула леди Прендерби.

– Кто там шумит? – с отвращением спросила она.

Фредди ждал не этого, но ничего не попишешь; и он ответил:

– Фредерик Виджен.

– Вам непременно надо петь на балконе?

– Я не пел. Я кричал: «Послушайте!»

– Что вы кричали?

– «Послушайте». Такой, знаете, крик души. У меня тут собака.

– Какая?

– Овчарка.

– А, это Вильгельм. Спокойной ночи, мистер Виджен.

Окно закрылось. Фредди взвыл:

– Послушайте!

Окно приоткрылось, и леди П. сказала:

– Однако!

– А что мне делать?

– Делать?

– Да с этой овчаркой!

Леди П. немного подумала.

– Бисквитов не давать. Когда вам принесут чай, не давать и сахара. Можно налить в блюдце молока. Он на диете. Спокойной ночи, мистер Виджен.

Фредди понял, что в диету не входит отказ от мяса, скажем – его собственного. Что же делать, что делать?

Методы, конечно, есть. Можно спрыгнуть с балкона, благо тут невысоко, и переночевать на клумбе. Можно свернуться на полу. Можно поискать местечко в доме.

Последняя идея понравилась ему больше всего. Одно опасно: когда он пойдет к двери, собачка сможет решить, что он – вор. Что ж, придется рискнуть. И через минуту он шел на цыпочках по ковру с осторожностью канатоходца, подзабывшего технику дела.

Что говорить, опасность была. Когда он начал свой путь, собака вдумчиво лизала подушку. Когда он дошел до ничейной земли, она вскочила, а он тут же взлетел на гардероб. Казалось бы, вот тебе спальное место, как ни обидно это гордому духу. С овчаркой, в конце концов, не поспоришь; и он стал устраиваться поудобнее, но тут в комнату вошло неведомое создание, скорее всего – помесь коврика и чистилки для перьев. Как выяснилось позже, то был пекинес.

Видимо, сомневалась и овчарка. Она встала, подняв брови, и медленно двинулась вперед. Потом, несмело подняв лапу, перевернула пришельца и, наконец, принюхалась.

Лучше бы ей этого не делать. Пекинесы – гордые твари, особенно самочки. Чего-чего, а панибратства они не терпят. Что-то взорвалось, и овчарка опрометью выбежала, поджав хвост. Пекинес несся за нею. Шум борьбы, донесшийся с лестницы, усладил слух страдальца. Он не жалел овчарку, сама напросилась.

Пекинес вернулся, отер пот со лба и сел у гардероба, помахивая хвостиком. А Фредди вывел из этого, что дан отбой, он свободен.

Сперва он закрыл дверь, потом решил наладить дружбу со спасителем. Человек он справедливый, а этот пекинес – украшение своей породы. Словом, он лег на пол и дал вылизать себе лицо двести тридцать три раза. Кроме того, он почесал чудо-зверя за левым ушком, за правым и у хвостика. Наконец, он почесал и брюшко.

Пекинес принимал это благосклонно, мало того, сердечно. Чтобы его не разочаровать, Фредди снял галстук и дал новому другу. Он сделал бы это не для всякого, но с этим божественным созданием предела услугам нет.

Галстук имел большой успех. Пекинес и жевал его, и таскал, и в него заворачивался. Только он начал на него кидаться, случилась неприятность. Не рассчитав дистанции, он напоролся головой на ножку кровати.

Пекинес – не индеец на костре. Комната огласилась дикими криками, словно убивают сразу несколько человек. Фредди удивился, что такая рукавица, да еще совсем юная, может издавать такой звук. Баронет, заколотый ножом для разрезания бумаги, и тот его не издаст.

Наконец пекинес устал и как ни в чем не бывало, даже улыбаясь, стал снова играть с галстуком. Тут раздался робкий стук, и кто-то прошептал сквозь дверь:

– Это я, сэр. Биглзвейд.