Книга 52-е февраля - Евгения Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сегодня со свиданиями напряг, — буркнула она.
А потом, выдержав паузу, вдруг принялась рассказывать:
— Я с одним парнем познакомилась. «Вконтакте». Должны были встретиться сегодня. А он не пришел.
— Сегодня мало кто пришел куда надо, — осторожно сказала мама.
— Мог бы и написать, — буркнула Дина. — То он ночами в интернете просиживает, а как надо… Ой!
Динка испугалась, что сболтнула лишнее, но мама сосредоточенно смотрела в телефон и, казалось, слушала вполуха.
— Он клёвый, — вздохнула Дина, — с ним хоть поговорить можно, не то что с одноклассниками. И он, кстати, «Голодные игры» прочел. А не только кино смотрел. А еще он мне про кризис много рассказывал и про эту, как его… Забыла. Но рассказывал интересно. Он учится в МБТУ, а к нам в город приехал на один день. Он тут не был никогда. И, боюсь, больше не приедет. Получается, что у меня сегодня был единственный шанс с ним увидеться… Ой, Пуська…
Мама оглянулась и обнаружила собаку, которая преданно шла за ними следом.
— Пуська!!! Животное!!! — заорала Динка, и собаченция с громким лаем умчалась вдаль.
— Она что, издевается? — мрачно спросила мама, доставая из кармана звякнувший телефон. — Папа пишет. Прочитал про Пуську, говорит, чтоб не вздумали идти на улицу, сидели дома.
— Мы сидим, — отозвалась Дина, садясь в сугроб. — Ты не расстраивайся, зато теперь мы знаем, что собака здесь есть.
После барбариски мы опять стали неразлучны. В школу вместе, в школе рядом, из школы вместе. Потом делали уроки, гуляли, катались на великах, сидели во дворе.
Родители махнули на нас рукой, решили, что ведем мы себя прилично и что вместе нам лучше, чем по отдельности. Нас даже отправили летом в один лагерь.
Вот это была жизнь!
Вожатые сами по ночам гуляли, так что нам тоже не очень мешали. Куда мы только ни лазали! И в соседние сады за яблоками, и в лес к костру, и к речке рассвет встречать! Это все было так романтично…
Странно было только то, что мы с Сашей друг до друга не дотрагивались.
Вокруг соединялись и распадались парочки, за одним углом кто-то целовался, а за соседним кто-то плакал по этому поводу, а мы, как два дурня, ходили и разговаривали. И мы бы ходили так до бесконечности, если б однажды не полезли в колхозный сад, который охранялся собакой. Мелкой, но злющей до ужаса.
Я помню, яблоко с дерева срываю — белый налив, только зеленый еще — а у меня под ногами как гавкнет! Я от неожиданности как шарахнусь! Как побегу! Сашка меня еле догнал, как-то на автопилоте обнял, чтоб утешить…
Дважды они уже почти доезжали до дома, но каждый раз Тёмка замечал на дороге какого-нибудь несчастного и уговаривал отца подвезти его.
— Чего им дома не сидится? — ворчал папа, но подвезти соглашался. Правда, с тревогой посматривал на красную лампочку топливного бака. Она зажглась уже довольно давно.
Тёмка домой не хотел. Ночь получилась удивительная, и удивительнее всего был папа, который вдруг начал рассказывать про себя маленького. Как он целовался, как просил прощения… Правда за что — так и не признался, но Тёмка еще надеялся его раскрутить. А для этого ни в коем случае нельзя было ехать домой.
Папа, наверное, что-то такое тоже чувствовал, какую-то особую связь, которая у них с сыном сегодня возникла. Он и сам начал притормаживть возле одиноких пешеходов и предлагал сесть в машину. Брал в основном женщин и детей. Или пенсионеров.
А потом кончилось топливо, прямо посреди улицы. Отец поругался немного на свою глупость, на закрытые заправки, на открытую заправку, которую проехал полчаса назад, на то, что больше никто по дороге не ездит…
Пассажиры вздохнули и разбрелись кто куда (не забыв сказать «спасибо, хоть немного подвез»), а Тёмка с папой остались любоваться бесполезной машиной. Папа надеялся, что кто-нибудь будет проезжать мимо, поделится топливом — и правда, два раза около них тормозили, спрашивали, чем помочь. Но у них движки оказались бензиновые, а папин джип питается солярой.
— Ладно, — решился отец, когда они начали слегка подмерзать. — Оставим здесь, завтра с канистрой приеду, заберу. Надо сориентироваться.
Он принялся вертеть головой. Тёмка мрачно буркнул:
— Мох ищи. Мох всегда с северной стороны.
— С юморком, — отозвался папа, — молодец. Так… до офиса раза в два раза ближе. Пошли в офис!
И они пошли. Шли долго и скучно. Папа почему-то перестал болтать, что на него было совсем не похоже. Темка решил все-таки выяснить главную папину тайну детства.
— Так все-таки, — спросил он, — из-за чего вы тогда поругались?
— Поругались и поругались, — проворчал отец. — Тебе какая разница?
Но полноценного спора не получилось: они свернули за угол и споткнулись о человека в тулупе.
Точнее, о его лыжи.
А еще точнее — о лыжи, которые этот человек воткнул в сугроб… Целый забор из лыж. Сразу с лыжными ботинками в креплениях.
Человек стоял посреди этого частокола, как большая мохнатая калитка.
— Размер? — спросил он сиплым голосом.
— В смысле? — не понял папа.
— В смысле ботинок… Хотя… и так вижу.
Мохнатый человек выдернул из сугроба пару синих лыж и вручил их обалдевшему папе. Потом прищурился, глядя на Тёмку, и сунул ему пару черных, изрядно потертых.
— Палки по росту подберете, — сказал владелец лыжного запаса, кивнул на кучу лыжных палок, валяющихся на земле.
— Спасибо! — сказал папа, понемногу приходя в себя. — Сколько мы вам должны?
— Две пары лыж с ботинками и две пары палок, — грубовато ответил человек-калитка. — Принесете в сто пятую школу. Спросите физрука. Это я.
Отец почему-то медлил, рассматривая подарок физрука. Тёмка тормозить не стал.
Ботинки оказались точно по размеру, а вот лыжи… Деревянные, тяжелые, с остатками какого-то левого парафина на скользящей поверхности. Тёмка попробовал на скольжение — парафин только тормозил.
Папа переобувался долго, еще дольше придумывал, как нести снятую обувь. Тёмка не выдержал, отнял у него ботинки и сунул к себе в рюкзак, рядом со своими берцами. Рюкзак не закрылся, зато руки остались свободными.
