Книга Лёлишна из третьего подъезда - Лев Давыдычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тишина наступала.
И в тишине звучал слабый голос:
– Пой…те…
И что бы вы думали?
Папа говорил:
– Это возмутительно! – И уходил на кухню. Мама восклицала:
– За что нам такое наказание? – И шла за ним следом.
Бабушки брали в руки носовые платки, вытирали друг другу слёзы и начинали:
В глазах злой девчонки появлялся злой блеск.
– Громче! – сипела она. – Веселее!
И бабушки, утерев друг другу слёзы платками, продолжали, притопывая:
И пили валерьяновые капли.
А Сусанна закрывала глаза и звала:
– Моя милая мамочка…
– Что, детка? – ещё из кухни испуганным голосом спрашивала мама и бежала на зов любимого ребёнка.
– Мне плохо, мамочка.
– Что тебе нужно, миленькая моя?
– Не знаю.
– Ну, скажи, золотце. Я всё для тебя сделаю.
– Не знаю.
– Ну, вспомни, золотце…
– Не знаю.
– Помяукай! – шёпотом подсказывали бабушки. – Помяукай!
– Мяу… – неуверенно начинала мама. – Нет, не могу!
– Как мне плохо… – сипела Сусанна, сквозь опущенные веки внимательно следя за мамой.
– Мяукай! – сквозь зубы приказывали бабушки.
– Мяу… – неуверенно начинала мама, и губы алой девчонки вытягивались в улыбочку. – Мяу! Мяу! – уже громче продолжала несчастная мама.
– А он пусть лает, – бабушки кивали на дверь в кухню, где спрятался папа.
Мама открывала дверь в кухню и грозным шёпотом произносила:
– Ребёнку, нашему ребёнку плохо, а ты ничего не хочешь сделать. Тебе трудно немного полаять?
– Но ведь это непедагогично, – шептал папа.
– А если ребёнок умрёт, это будет, по-твоему, педагогично? Лай! Мяу, мяу, деточка! Лай!
– Гав… гав… – покраснев от стыда и непедагогичности, тихо отвечал пала. – Гав… гав…
– Громче! Она не слышит!
– Гав! Гав! Гав!
– Мяу, мяу! Деточка, ты слышишь?
А деточка смеялась, крича радостно и хрипло:
– Ещё! Ещё! А где курочки? Где курочки?
– Здесь мы! – отвечали бабушки и начинали: – Куд-куда! Куд-куда!
– Мяу! Мяу!
– Гав! Гав!
(От злости я сломал уже несколько карандашей. Когда книгу будут печатать, попрошу, чтобы эти места напечатали разными шрифтами. Как карандаш сломается, так тут и сменят шрифт.)
– Ещё! Ещё! – приказывала Сусанна, хлопая в ладоши. – Теперь ты будешь собакой, он – кошкой, а вы – поросятами!
Наступала тишина.
Тишина наступала.
Взрослые смотрели друг на друга, словно спрашивая: «Неужели перенесём и это?»
И отвечали друг другу: «Не знаю».
Сусанна закрывала глаза и – хлоп на спину.
Первым не выдерживал папа, он кричал:
– Мяу! Мяу!
– Гав! Гав! – отвечала мама, а бабушки, обливаясь слезами и разливая валерьяновые капли, хрюкали.
И все смотрели на единственного, необыкновенного, любимого, с музыкальными способностями ребёнка и ждали, что будет.
А он – выпороть бы его хоть один раз! – лежал не двигаясь, всем своим видом говоря:
«И не стыдно вам? Не можете рассмешить больную! Разве так надо смешить? Докажите мне, что любите меня!»
– Ей опять плохо, – в страхе шептала мама и начинала: – Мяу! Гав! Гав! Мяу!
– Хрюмяу… – отзывался папа. – Хрюгав. Куд-хрю! Мяукуд!
А бабушки, совсем растерявшись, запевали:
– Спасибо, – заливаясь смехом, говорила наконец Сусанна. – Мне стало значительно легче. Дайте мне теперь поесть чего-нибудь вкусненького, сладенького-сладенького!
И не спорьте: необыкновенный ребёнок!
А кто из вас брюки умеет гладить?
А пуговицы кто пришивать может?
В войну играете, носитесь как угорелые, «бах! бах!» кричите, а потом есть просите?
А вы по-настоящему поиграйте. Например, портянки выстирайте (или носки).
Да котелок сами вычистите (или тарелки вымойте).
А что? Как солдаты делают. У солдат домработниц нет, мамы, бабушки и жёны дома остались.
Солдат всё САМ УМЕЕТ делать.
Вот и поиграйте в таких солдат, в настоящих.
У них вот много той самой домашней работы, которую за вас дома мамы и бабушки делают.
Примерно так рассуждала Лёлишна, готовя ужин и слыша за окном крики мальчишек.
Дедушке она сварила манной каши, а себе нажарила картошки и сделала салат.
После пережитых волнений дедушка всё ещё не мог успокоиться и ел торопливо, часто поглядывая на дверь.
– Ты что? – спросила Лёлишна.
– Да так, – ответил дедушка, – стыдно сказать, но побаиваюсь.
– Чего? Кого?
– Кого-то. И чего-то. – Дедушка снова взглянул на дверь и извиняющимся тоном проговорил: – Пуганая ворона куста боится. После того как любимый ребёнок влетел сюда с воздуха, можно ожидать чего угодно.
– Ничего тебе не надо ожидать, – сказала Лёлишна. – Любимый ребёнок набил себе две шишки и сейчас со злости дрессирует родителей. И бабушек. Ещё дать каши?
– Дать. А кто-то всё равно придёт. И что-то случится. Вот увидишь. – И он шёпотом закончил: – Я предчувствую.
И раздался звонок, громкий, настойчивый, незнакомый.
– Это кто-нибудь из них, – прошептал дедушка, поспешно доедая кашу, – из тех, которые хотели меня положить в тюрьму или посадить в больницу.
– Главное, не бойся, – укоризненно сказала внучка. – Пока я с тобой рядом, некого тебе бояться и нечего. – И направилась к дверям.
– Стой! – слабым голосом крикнул дедушка. – Мысль! Не открывай!
– Почему?
– Позвонят и уйдут.
Звонок повторился – ещё более настойчивый.
