Книга Я и мои гормоны - Пол Винсент

– Какой? Я не вижу.

– Музыка из «Титаника».

– Великолепно.

Эвелин обрадовалась диску. Она любила этот фильм и давно хотела купить музыку из него. Она даже подумала, не приобрести ли ей и кассету, осматривая полки по пути к кассе.

На глаза ей попалась женщина с коляской. Мать кричала на своего громко рыдавшего ребенка. Она пыталась усадить его в коляску, но он вырывался и предпочитал идти сам. Женщина уже сама была готова расплакаться. Эвелин показалось, что материнство вовсе не сделало ее счастливой. Потом стало интересно: а как это будет у нее? Она осознавала, что была довольно нетерпимым человеком. «Кроме того, – думала она, – мне не с кем будет этим поделиться. Если мне не понравится быть матерью, то этот секрет придется хранить до конца своих дней».

– Почему бы не устроить ей пародонтоз? – спросила Прогестерона. – Теперь это возможно, ведь она беременна. Кровь будет сочиться из десен, а когда она будет улыбаться детям, те будут кричать от страха. Тогда Эвелин расстроится, что все дети считают ее уродиной, даже ее собственное чадо.

– Нет, у нас уже есть другой план, – заявила Эстрогена, подумав, что теперь, во время беременности, Прогестерона начинала что-то слишком много брать на себя. – Давайте будем придерживаться его.

Ни с того, ни с сего у Эвелин вдруг ужасно заболела грудь. Она стала такой чувствительной, что ее раздражала даже одежда, скользящая по телу. Эвелин набрала полные легкие воздуха и остановилась посреди магазина. Ей даже не хотелось дышать, ведь при этом груди терлись о лифчик. Она скрестила руки на груди, чтобы защитить ее, чувствуя себя при этом полной дурочкой: в обеих руках у нее были пакеты с покупками. А когда бедняжка попыталась сойти с места, то обнаружила, что может передвигаться только боком. Гормонши были чрезвычайно довольны:

– Пусть ее вырвет, – сказала Эстрогена.

– Да, пусть вырвет, – согласилась Прогестерона.

– Нет.

– Нет, – привычно повторила Прогестерона. – А почему, собственно, нет?

– Пусть сначала у нее будут спазмы. Пусть Эвелин поволнуется!

– И движения при этих спазмах будут мучительно отдаваться в груди.

– Пусть ее грудь станет еще более чувствительной! – разошлась Эстрогена.

– Наполнить рот слюной!

– Тошнота нужна, и пусть почувствует нарастающее волнение!

– Потом пусть на секунду отпустит, но хозяйка должна бояться, что если пошевелится, то ей станет еще хуже.

– Но при этом пусть поволнуется, что если не сдвинется с места сейчас, то не успеет добежать до туалета.

– Пусть ее вырвет на пол! – предложила Эстрогена. – Мы ведь знаем, что ей этого хочется.

– Нет, у меня есть идея получше, – сладким голосом начала Прогестерона. – Эвелин ведь все еще держит диск, так? Пусть выбежит из магазина, забыв, что еще не успела заплатить за него, и ее поймают как воровку.

– Блестяще!

– На диске прикреплен магнитный брелок, отчего сработает сигнализация.

– Это хорошо, тем скорее ее поймают. Отлично! – закричала Эстрогена. – От диафрагмы! Тужимся!

Эвелин, побледневшая как смерть и с адскими болями в груди, метнулась к выходу из магазина.

– Рвота пошла в рот!..

Глава 9

Каждый день Билл ездил домой с работы по одному и тому же маршруту. Гормоны занимались тем, чем занимаются все мужские гормоны в дорожных пробках: образовывали в носу Билла козявки, которые тот выковыривал.

– Посуше, – предлагал Феромон, – и чтоб прочно застряла. Пусть засядет так далеко, что он расковыряет нос до крови.

– А мне нравятся жевательные, – мечтательно говорил Тестостерон. – Такие большие, жирные, не слишком сухие. Их прикольно есть. Да, и пусть в одной из них застрянет волосок из носа, чтобы Биллу пришлось потом выковыривать его, зажав козявку между зубами. Вкус пусть будет восковой, а если у него опять подтекает пазуха, включите солоноватую нотку. А еще можно сделать по-другому…

– Как именно?

Тестостерон «на самом деле» не знал, как именно, просто он часто слышал, как люди вставляют эти словечки в разговор, и это звучит неплохо.

Адреналин перехватил инициативу:

– Можно сделать так, чтобы Билл достал из носа липкую козявку и потерял ее. А потом кто-нибудь ему сказал бы, что она прилипла у него на лице.

– На щеку! – подхватил Феромон. – Или торчит из ноздри! Сколько бы он ни проводил рукой по лицу, он ее не найдет.

– Хорошо, но можно сперва он съест парочку? – умолял Тестостерон. – И внимательно рассмотрит их, прежде чем отправить в рот.

– А когда он будет подтирать зад, – добавил Гистамин, – пусть пристальнее смотрит на туалетную бумагу. Мне кажется, что ему следует проявлять больше интереса к цвету и консистенции своего кала. И пусть он его понюхает.

– Ты считаешь это остроумным, Гистамин? – спросил Феромон.

– Вообще-то, да. Мне казалось, что все собирались заняться раздраженной кишкой…

– Наверное, ты прав, – стыдливо ответил Феромон.

– Сегодня утром он провел в туалете неоправданно много времени.

– Мы испытывали новый трюк: он начинает писать, но струя летит не под тем углом, а когда он направляет член вправо, чтобы попасть в унитаз, мы отклоняем ее влево, и он мочится на пол.

– Но ведь вы делали это и раньше.

– Да, но теперь мы отклоняем струю еще и влево, поэтому попасть в унитаз просто невозможно, и ему придется смириться с тем, что он будет мочиться на пол.

– А еще эта боль в левой ягодице, когда он пукает, – добавил Тестостерон.

– Это всегда озадачивало докторов.

– Мне казалось, что вам больше нравилось направлять часть струи мимо унитаза на ногу.

– О, это только когда он голышом выходит пописать ночью, – объяснил Феромон, решивший не замечать иронии Гистамина. – Если он чувствует, как моча капает ему на ноги, тогда игра стоит свеч, а иначе зачем утруждаться.

– Наверное, вы можете сделать так, чтобы у его мочи появился резкий запах?

– К сожалению, пока Билл не поест спаржи, это не в наших силах. Но ты прав в одном: нам всем следует сосредоточиться на раздраженной кишке. Может, запустить боль в животе?

Возможно, именно колики в животе помешали Биллу заметить машину, идущую за ним. А может, причиной этого стала козявка, засевшая прямо-таки на фантастической глубине, которую он старался сковырнуть ногтем. Как бы там ни было, его рассеянность дала о себе знать, когда другая машина толкнула его в бампер. Он ехал около семидесяти километров в час и движение было не слишком плотным. Билл подумал, что удар был слабым и существенных повреждений, скорее всего, нет, потом немного увеличил скорость. Взглянув в зеркало, он увидел, как задняя машина снова разгоняется. Билл поддал газу, но до идущего впереди автомобиля оставалось не более двадцати метров. Он разглядел, что его преследовал мужчина на белой машине, предположительно «воксхоле» представительского класса. «Воксхол» приближался, набирая скорость и угрожая снова боднуть машину Билла через пару секунд, поэтому он еще немного разогнался. Вскоре сам Билл уже почти протаранил переднюю машину, но, несмотря на это, преследователь приближался с ужасающей быстротой. Билл надавил на газ до предела и снова попытался разглядеть лицо водителя. Белая машина сигналила и уже была готова снова наподдать ему в зад. Вдруг слева в ряду припаркованных автомобилей Билл увидел небольшой промежуток – не длиннее двух-трех корпусов. Резко ударив по тормозам, он направил свою машину туда. От такого маневра передние колеса ушли в занос, а колпаки улетели на тротуар. Он не видел, были ли там пешеходы, но звуков удара или толчков не было. По крайней мере, он их не заметил. Билл застыл на месте на какое-то время. Придя в себя, он начал прикидывать ущерб: никто не погиб и не получил травму – это уже хорошо. Только после этого, с большим запозданием, очнулись гормоны.