Книга Поребрик из бордюрного камня - Ольга Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Питерец протестует так: складывает руки на груди, холодно глядит на объект, который необходимо опротестовать, и презрительно молчит. Поскольку питерец довольно-таки часто складывает руки на груди (потому что мерзнет), и глядит холодно он тоже часто (потому что мерзнет — когда мерзнешь, трудно глядеть тепло), и молчит он тоже часто (потому что привык говорить только по делу и не хочет показаться никчемным болтуном, а еще — потому что мерзнет), то никто не замечает его протеста. Но питерцу всё равно: главное, что он не смолчал (то есть как раз смолчал, ну, не важно), а опротестовал то, что опротестовать надлежало. Он — настоящий волевой человек, не тряпка.
Москвич протестует так: «Пааааазвольте! Я вот сейчас опротестую! Вот это опротестую и то. И, кстати, еще кое-что, о чем раньше молчал, а теперь к слову пришлось!» И кулаком еще в ухо. И ногой под зад. И ломиком по черепушке. Всё полить бензинчиком, подпалить и плясать вокруг костра. Москвич протестует часто — поэтому он никогда не мерзнет.
Иногда москвичи и питерцы собираются целыми группами и протестуют коллективно. Тут уж они не самовольничают, а придерживаются давно установленных порядков. Вот, скажем, вздумали градостроители, не спросив совета граждан, построить на месте исторических развалин какую-нибудь цельностеклянную бандуру с железобетонной лепниной для красоты, дескать, так будет только лучше. Был какой-то исторический домик, в котором доживала свой век доисторическая бабка, а будет — о, что будет! Мы еще точно не знаем, что будет, но вы обо всем узнаете из телевизора.
Не дожидаясь того, что будет, горожане выходят на улицы. «Не дадим разрушить!» — протестуют москвичи. «Не дадим построить!» — протестуют питерцы. Но потом, конечно, каждый принимается за свое: питерцы складывают руки на груди, мерзнут и расходятся по домам, а москвичи разводят костерок, пляшут вокруг него и по домам не расходятся еще целую неделю, потому что уж больно компания подобралась хорошая. Но это уже не протест никакой, а так, стиль жизни.
Единственное и множественное число личного местоимения второго лица как будто нарочно создано для того, чтобы вводить в смущение это самое второе лицо. А также третье, четвёртое, и всех прочих лиц, вынужденных постоянно лавировать между «ты» и «вы», между вежливостью и панибратством, холодностью и дружелюбностью, официальностью и неформальностью.
Москвич старается быстро-быстро перепрыгнуть барьер, который выстроил на его пути великий могучий русский язык. «А мы же с вами, кажется, уже переходили на „ты“!» — простодушно говорит он собеседнику, которого видит первый раз в жизни. «А, ну да!» — с облегчением восклицает тот. Он сам хотел сказать что-то подобное. Переход на «ты» означает, что с тобой, скорее всего, будут иметь дело. То есть, церемонии закончены и пора начинать серьёзные переговоры.
Питерцу нужно достаточное обоснование для того, чтобы перейти с кем-то на «ты». Во-первых, этот человек должен быть ему симпатичен. Во-вторых, он должен быть с ним в одной «весовой категории»: возрастной, статусной, гендерной. Если наблюдается серьёзный перекос чаши весов в любую сторону, питерец на «ты» переходить не станет. Но даже полное равновесие и абсолютная взаимная симпатия не дают никаких гарантий. Питерец может решить, что ещё не время для «тыканья». В самом деле, если вы дружите с человеком с первого класса или живёте с ним вместе около двадцати лет, это ещё не повод отказываться от вежливого обращения.
Иногда москвич, который слишком быстро сокращает дистанцию, тоже хочет показать особо близким друзьям, какие они для него близкие. А как это выразить? На «ты» перешли ещё заочно, почуяв друг в друге родственные души, и не прогадали, но теперь-то ведь они друг другу гораздо более «ты», чем при первой встрече!
И тогда москвич находит выход. Если с «ты» нельзя перейти на «ещё более ты», значит, надо вернуться к «вы»! Так, в переводе с московского на русский фраза «Послушайте, Алексей, а вы собираетесь в эту пятницу забухать в нашей компании?» звучит следующим образом: «Лёха! Братан! Дорогой ты мой человек! Как же хорошо, что есть ты, с которым можно выпить!»
В свою очередь питерец, не спешащий сокращать дистанцию, виртуозно овладел искусством манипулировать собеседником, переходя во время разговора с «вы» на «ты» и обратно.
«Знаете, в эту субботу мы вряд ли увидимся. У меня будут неотложные домашние дела. Ну, разве что, ты пригласишь меня к себе». Это многообещающее, как бы случайно оброненное «ты» заставляет собеседника потерять голову, купиться и пригласить питерца к себе (чего он и добивался). Потому что эта фраза переводится на нормальный человеческий так: «Очень уж мне не хочется наводить порядок дома! Давай-ка лучше ты наведёшь порядок у себя, и я с удовольствием к тебе приеду!» О том, чтобы встречаться в неубранной квартире (всё равно — чьей) с человеком, с которым ты балансируешь между «ты» и «вы», не может быть и речи!
Если слово — не воробей, то кто же оно? Или что? С каким одушевлённым или неодушевлённым предметом можно сравнить слово (вообще любое, например, слово «слово»)? Для питерца слово — это самая совершенная гиря. Он долго взвешивает её, он хочет быть предельно точным. Его слово должно абсолютно достоверно отражать суть предмета. Питерец говорит: «Я испытываю к тебе искреннюю симпатию, к которой примешивается сильнейшее сексуальное влечение, а также желание видеть тебя каждый день». И другому питерцу всё понятно. А то иной скажет «Я тебя люблю», и пойди разбери, испытывает он симпатию, влечение или желание, или всё сразу, или только два пункта из трёх, или что-то четвёртое, или вообще просто так, сдуру ляпнул и испытывает терпение собеседника.
Когда каждое слово имеет значение — возникает вера в это самое слово. Предложения, созданные скрупулезным буквоедом-питерцем, становятся произведениями искусства. Их выставляют в «Эрмитаже», в «Палате мер и весов», заносят в книгу рекордов Гиннеса и «Справочник курьёзов города Питера».
Москвич тоже взвешивает слова. Но не для точности — скорее, для значимости. Слово для него — как золотой самородок или, вернее, как кусок глины, покрытый толстым слоем золота. Слова — это способ предъявить себя. Москвич виртуозно поддерживает беседу, не вдумываясь в смысл того, что вещает собеседник, а только мысленно взвешивая каждое его слово.
