Книга Взрослые игрушки - Лидия Раевская

На следующий день я сбрила машинкой волосы на висках, оставив только один гребень. И выкрасила его в синий цвет цветным лаком для волос… Были такие раньше в продаже.

Майка с Егором Летовым пятидесятого размера, и рваные джинсы, увешанные ключами от пивных банок органично дополнили мой образ.

Оставалось сделать последний шаг.

— Алло? — я очень волновалась, и слегка заикалась.

— Это кто, бля? — вежливо спросили меня на другом конце провода.

— Серёж, это Лида. Помнишь, мы к тебе приходили с Маринкой? Вы с ней трахались, а я вам на пианино «Всё идёт по плану» играла…

— Ну и чо?

— Ну и нихуя. Когда следующий концерт «Гражданки»?

— Сегодня вечером на Полянке.

— Я еду с вами!

— А с хуя ли?

— А патамушта я так хочу, понял? Я хочу быть панком!

Серёжа поперхнулся:

— Какой из тебя панк, цырла пригламуренная?

А я сурово припечатала:

— Охуенный.

— Приходи, заценим.

Отбой.

Тем же вечером я поехала на Полянку, где вместе со всеми орала «А при коммунизме всё будет заебись, он наступит скоро — надо только подождать!», а после концерта отпиздила какую-то марамойку, которая попыталась кинуть меня на новенькую косуху…

Ещё через полгода, проводив Серёжку в армию, я влюбилась в школьного золотого медалиста Лёшу, и все мои панк-девайсы отправились на антресоли.

Сёма покрасила меня в благородный каштановый цвет, подстригла под Хакамаду, и…

И что было потом — это уже совершенно другая история.

Но я до сих пор трепетно храню свои рваные джинсы, и, нажрав рыло, частенько ору в караоке «Всё идёт по плану». Причём, без аккомпанемента.

А блондинкой я потом всё-таки стала. В двадцать два года. И без помощи Сёмы…

Титры:

«…А моя душа захотела на покой,

Я обещал ей не участвовать в военной игре, но на фуражке на моей серп и молот и звезда, как это трогательно: серп и молот, и звезда, лихой фонарь ожидания мотается…

И все идет по плану…»

Глава девятая

Эта грустная история началась в тот незабываемый день, когда Сёма, с помощью гидропирита и нашатырного спирта попыталась сделать меня блондинкой, и одновременно лишить волос, что ей в общем-то удалось. В те далёкие девяностые дешевле было стать после облысения панком, чем купить парик. Парики, конечно, в продаже имелись. Полный Черкизовский рынок париков, сделанных из чьей-то сивой мотни, и уложенных в причёску «Немытая овца». На ощупь эти парики напоминали мёртвого ежа, да и выглядели примерно так же. Только непонятно почему стоили нормальных денег.

Нормальных денег у меня в шестнадцать лет не было. У меня и ненормальных-то не было. Родители меня обували-кормили, а на карман бабла не давали, справедливо полагая, что я на эти деньги начну покупать дешёвое пиво и папиросы. Вернее, мама об этом только догадывалась. А папа знал это точно. Так что пришлось мне пару лет ходить в рваных джинсах и в майке с Егором Летовым, и ждать пока отрастут волосы. Волосы — не хуй, отросли, конечно. Тут бы мне возрадоваться, и начать любить и беречь свои волосы, ан нет.

Волосы, может, и отросли, но на мозг это не повлияло. Поэтому как только волосы начали собираться в тощий крысиный хвост — я вновь решила стать блондинкой. И на это раз без Сёминой помощи. Сёма в доме — это плохая примета. А я суеверная.

Блондинкой я стала. В салоне красоты, под руками хорошего мастера, который сделал из меня мечту азербайджанца, и напомнил, чтобы через три недели я вновь пришла к нему на покраску отросших корней.

— Обязательно приду! — Заверила я мастера.

«А вот хуй я приду», — подумала я через пять минут, расплачиваясь с администратором.

И не пришла. Потому что краситься я твёрдо решила бюджетно, дома, краской «Импрессия Плюс», в цвет «нордический блондин».

До того момента я не знала как выглядят нордические блондины, но после окраски своих волос я узнала каким цветом срут квакши. Нордическим блондином они срут. Серо-зелёно-поносным блондином. Результат меня не то, чтобы не удовлетворил… Совсем даже наоборот. Он меня вверг в пучину депрессии и суицида. И я, горестно и страшно завывая на весь дом, пугая маму-папу и старого волнистого попугая Яночку, поползла звонить Сёме. Наплевав на суеверия.

Сёма прониклась моей проблемой, и уже через десять минут она раскладывала на моём столе мисочки, кисточки и тюбики. Мне было всё равно, что она со мной сделает. Цвет лягушачьего поноса, которым теперь отливал мой златокудрый волос, подавил мою волю и желание жить.

— Такое говно ничем не смоешь. — Успокаивала меня Сёма, взбивая в миске что-то очень похожее на нордического блондина. — Такое или налысо брить, или закрашивать в чёрный цвет. Ты что выбираешь.

— Мне похуй. — Тихо ответила я, и всхлипнула. — Только не налысо.

— Тогда не смотри. — Сёма отвернула меня от зеркала.

Через час я стала цвета воронова крыла, если у воронов, конечно, бывают синие крылья с зелёным отливом. А ещё через два волосы отвалились.

Вот и не верь после этого в приметы.

Порыдав ещё сутки, чем окончательно свела с ума старую Яночку, я поехала на Черкизовский рынок за париком. За два года ассортимент париков не уменьшился, и даже цены на них стали на порядок ниже. Вот только выбор по-прежнему ограничивался моделями «Немытая овца» и «Гандон Эдита Пьеха». Я терзалась выбором часа два, пока ко мне подошло что-то маленькое и китайское, и не подёргало меня на куртку:

— Валёсики исесь? — Спросило маленькое и китайское, застенчиво поглаживая мой карман.

— Волосики ищу. — Подтвердила я, накрывая свой карман двумя руками. — Красивые волосики ищу. Не такие. — Я показала руками на свою голову. — И не такие. — Я обвела широким жестом половину Черкизовского рынка.

— Идём, — маленькое и китайское погладило мой второй карман, и потянуло меня за куртку. — Идём-идём.

И я пошла-пошла. Мимо развешанных на верёвке трусов-парашютов, мимо огромных сатиновых лифчиков непонятного цвета, способных сделать импотентом даже кролика, и мимо цветастых халатов, украденных, судя по всему, из дома престарелых. Зачем я шла — не знаю. Маленькое и китайское внушало гипнотическое доверие.

Мы долго пробирались между висящими трусами, пока не очутились в каком-то туалете. Унитаза, правда, я не заметила, но воняло там изрядно. И не Шанелью.

«Тут меня и выебут щас» — промелькнула неоформившаяся мысль, и я сжала сфинктер.

— Валёсики! — Маленькое и китайское сунуло мне в руки рваный пакет, и потребовало:

— Пицот тысь.