Книга Тверской бульвар - Чингиз Абдуллаев

— Психолог. Дело в том, что я стал заниматься этой темой ещенесколько лет назад и случайно выяснил, какое огромное количество молодых людейзнакомы с этой страшной заразой. Сначала были просто беседы. Потом некоторыестали оставаться у меня дома. Я не возражал. Это лучше, чем выгонять их в такомсостоянии на улицу. Живу я один, у меня две комнаты. Иногда ко мне приходит мойдруг из наркологического диспансера, и мы вместе пытаемся помочь ребятам.Кому-то помогаем, некоторым не можем. Но никого не выгоняем, разрешая имостаться. Иногда приходят и такие, которые не могут связать даже двух-трехслов, чтобы назвать свое имя. Я и не настаиваю. Они все знают, что отсюда их невыгонят и в милицию не сдадут. А для некоторых ребят это как убежище. Так выбудете пить чай?

— Лучше кофе, — пролепетала я, абсолютно ошеломленная егорассказом. Господи, неужели в наше время остались еще такие подвижники? Ведьони бывают только в кино. Про него фильм снимать нужно, книгу написать. А онживет в небольшой двухкомнатной квартире на первом этаже и пишет докторскуюдиссертацию о трудных подростках, которым предоставляет убежище и даже пытаетсяих лечить.

Викентий поднялся, чтобы приготовить мне кофе, а я смотрелана его затылок и думала о том, что он человек из другого времени. Простослучайно попал в наш сумасшедший век.

— Но почему вы их пускаете? — шепотом спросила я. — Вам заэто платят?

Он повернулся и посмотрел на меня. Потом улыбнулся и покачалголовой. Мне стало стыдно за мои дурацкие вопросы.

— Извините, извините меня, — поспешила я сказать. — Ивсе-таки, почему вы так поступаете? Это же может быть опасно. Они в такомсостоянии могут устроить все что угодно. Наркоманы бывают неуправляемы.

— Когда у них начинается ломка, на них страшно смотреть, —пояснил Викентий, снова поворачиваясь ко мне, — это же дети. В основномподростки четырнадцати-пятнадцати-шестнадцати лет. Домой им нельзя, у многихесть свои личные проблемы либо с родителями, либо с опекунами. У большинстванеполные семьи, нет отцов, пьющие матери. В общем, я не могу их выгонять. Неполучается. А они знают, что здесь можно остаться, и приходят именно ко мне.Очень часто приводят сюда и своих знакомых. Некоторые хотят вылечиться,освободиться от этой зависимости. И эти тоже приходят ко мне.

Викентий протянул мне чашку кофе и сел напротив. Ямашинально сделала глоток, обожглась, закашлялась. На глазах выступили слезы.Он внимательно смотрел на меня. Я достала носовой платок, вытерла слезы.

— Вы говорите правду или решили просто посмеяться надо мной?— тихо спросила я этого странного человека.

— Не совсем понимаю вас, — отозвался Викентий. — По-моему,вы пришли ко мне кого-то найти.

— Я даже не могла представить себе, куда попаду. Значит, высделали из своей квартиры убежище для малолетних наркоманов? Неужели такоевозможно?

— Так получилось, — ответил Викентий, — никто специально непланировал таких экспериментов. Но я считаю, что, если ребята мне доверяют, этонужно ценить. Поэтому их и не выгоняю. Некоторые едут отсюда прямо внаркологические центры и пытаются вылечиться. Некоторые отказываются.

— А как же ваша семья? Они не возражают против всего этого?

— Я же сказал, что живу один. Семьи у меня нет. Но надеюсь,когда-нибудь будет. Мне только тридцать четыре. Или вы считаете, что ужепоздно?

Я смотрела на него и молчала. Целую минуту молчала. А потомначала говорить. И слушать свой голос.

— Откуда вы такой появились? И это в наше время, когда у насгерои — киллеры и олигархи, когда говорят, что самое главное в жизни — деньги,когда никто и ни во что не верит. Священники не верят в Бога, политики — вполитику, депутаты — в демократию, члены правительства — в свое правительство.И вдруг вы… Откуда? Откуда вы такой, Викентий? Может, вы ангел и я случайнопопала к вам в гости?

— Нет. — Он не улыбался. Только смотрел на меня так, словноизучал мои мысли. — Я обычный нормальный человек. Между прочим, вы до сих порне представились.

— Ксения. Ксения Моржикова. Я ищу мальчика, который пропалдва дня назад.

— Как его фамилия?

— Левчев. Константин Левчев. Его отец известныйискусствовед. Может, мальчик бывал у вас? — Я достала фотографии и протянула ихВикентию. Тот внимательно разглядел каждую. Потом вернул мне.

— Я помню этого мальчика, — сказал он, — Костя два раза былу меня. Да, это он. В очень плохом состоянии. Я даже думал вызвать «скорую».Один раз приехал мой друг нарколог и сделал ему укол. Во второй раз Костя сразууснул. У мальчика были очень большие проблемы.

— Какие проблемы?

— Он перешел на внутривенные уколы. Это последняя стадия.Оттуда уже не возвращаются. Я хотел бы вас успокоить, но не могу. К сожалению,не могу. Ему уже невозможно помочь. Почти невозможно.

— Он сейчас у вас?

— Нет. Мы его не видели уже давно. Достаточно давно. Днейдесять.

— И невозможно узнать, где он сейчас находится? Вы жепонимаете, что его родители в таком состоянии…

— Понимаю, — помрачнел Викентий, — я даже не знаю, что нужноговорить в таких случаях. Родителям и без того очень тяжело. Но не обращать намальчика внимания, когда он в таком состоянии…

— Они часто бывали в командировках, — попыталась я что-тообъяснить, хотя понимала, что объяснить ничего невозможно.

— Вы полагаете, что это оправдание?

— Нет, — убежденно произнесла я, — но сейчас я меньше всегосклонна к обвинениям. Они в отчаянии. Я пытаюсь найти их сына.

— Разумеется, вы правы. Я думаю, нужно поговорить с егодрузьями. Мне кажется, что он стал таким не просто так, а под влияниемкакого-то события в его жизни. Шокового события. Возможно, смерти кого-то изего близких. Как у него с родителями — все в порядке?

— Да. Отец, мать, старшая сестра учится в Нью-Йорке. Старшийсводный брат — известный хирург в Санкт-Петербурге. Он его брат по отцу.Нормальная семья.

— Я с ним разговаривал. Он не пытался мне ничего рассказать,а я полагаю, что давить в подобных случаях неправильно. Но чувствовалось: егочто-то угнетало, какое-то событие. Может быть, преступление, невольнымсвидетелем которого он стал? Вы сказали, его отец известный искусствовед?

— Да, Георгий Левчев. И мать тоже икусствовед. Я не думаю,что в его семье могли произойти какие-нибудь криминальные события.

— Значит, не в семье…

Кто-то позвонил в дверь, и Викентий, извинившись, вышел вкоридор. Ошеломленная, я сидела на диванчике и пила кофе. Неужели есть ещетакие люди? Неужели встречаются еще альтруисты? Это в наше-то время, когда ни укого нет ни совести, ни идеалов? Затем вдруг устыдилась, что сижу в доме такогочеловека и рассуждаю как циник. Значит, есть такие люди. Значит, еще не всепотеряно. И не нужно так беспокоиться за наших детей, если они приходят именносюда. Выходит, нашли человека, которому доверяют больше, чем собственнымродителям. Но какая трагедия могла случиться с Костей? Что за надлом, о которомговорит Викентий? Но наверное, он правильно почувствовал состояние мальчика,ведь он психолог. Эльвина тоже говорила, что Костя начал меняться в последниемесяцы. Почему? Что произошло с мальчиком из очень благополучной семьи? Чтоименно? И куда он так внезапно исчез?