Книга Опыты бесприютного неба - Степан Гаврилов

Я смотрел на нее и понимал, что теряюсь в складках тонкого плаща, играющего светом редких фонарей.

– Вот некоторые мои друзья очень любят Тома Уэйтса, – продолжила она, – но при этом не подают алкашам на улицах, прям шарахаются от них. Не понимаю такого лицемерия… Хотя, наверное, теперь понимаю.

Фэд расхохотался и уточнил на всякий случай, что он сам алкаш. В таких разговорах мы проводили девушку до Невского, а там посадили на ночной автобус. Она сказала, что живет на Петроградке.

На следующий день меня нашел Андрэ. Он явился на хату со своим приятелем Артемоном, который пришел, чтобы выбить деньги из Левушки. Тот задолжал ему за съем хаты. Я как раз отсыпался после гулянки с Фэдом, когда сквозь сон услышал гнусавый голос своего очкастого знакомого. Он, кажется, был рад меня видеть.

Левушка, оказывается, просто забыл про деньги. Мы покурили на балконе, поели каких-то наггетсов, Андрэ сказал мне, чтобы я собирался. Я быстро собрал шмотки и попрощался с Левушкой и Пулей.

Артемон, хозяин квартиры, при всей его чужеродной наружности – он был большим, грузным, немного татароватым барчуком – оказался своим парнем.

– Бабки не платит, еще и шлюху эту привел! – покачал он головой, когда мы двинулись в сторону метро.

– Шлюху? – почему-то спросил я.

– Конечно. Эта Юлиана – как она нам представилась – шлюха. Мы ее шпехали на пару, а Левка потом влюбился. В ту же ночь предложил ей пожить у него. Денег она не попросит. Вот и живут. Она из Гатчины вроде.

– Она при мне работу искала, – как бы оправдывая Пулю, сказал я Артемону, – в сфере торговли.

– Торговли чем? – серьезно спросил тот.

Андрэ привел нас в квартиру к своему другу-философу. Хозяина не было, он уехал куда-то. Мы немного выпили пива, Артемон ушел домой, а я остался на квадрате примерно на месяц.

Это было глючное обиталище: квартира, переделанная, судя по всему, из дворницкой. Располагалась она напротив Таврического сада на дне сырого, замшелого двора-колодца. Там никогда не сохли постиранные вещи, а хлеб мгновенно плесневел. В жилище темнее, чем это, я никогда не был. Но все было довольно уютно. Андрэ оказался тем человеком, который может быть незаметен и невидим, даже если ты живешь с ним на площади чуть больше тридцати квадратов. Даже если он целый день паяет свои примочки, а потом, врубив 50-ваттный комбо и воткнув свой стратокастер, проводит испытание.

Последнее было лучше всего. Однажды Андрэ принес старую, потертую бас-гитару. Иногда мы звонили снабженцу, брали небольшой комочек твердого, или, если снабжение уходило с радаров, просто покупали пива и играли что-нибудь вдвоем до глубокой ночи. С ним было легко – сказывалось землячество, он тоже родом из тех мест, где плещется Мировой Океан Уральского Озера. Сам Андрэ совсем недавно перебрался в Питер, чуть раньше меня.

На квадрате была беда со связью. Поэтому, когда позволяла погода, я выходил в Таврический, подсасывался к незащищенному вайфаю и работал. Дело шло со скрипом. Вскоре вырученные с работы интервьюером деньги закончились. Тут я решил что-нибудь продать. Эту фишку я подглядел у Андрэ. Недавно к нему по почте прибыл чемодан с гитарными примочками. Посылку с родины заботливо прислала матушка. Когда финансы подходили к концу, Андрэ доставал какой-нибудь не слишком нужный девайс, брал у меня ноутбук, шел в Таврический, закидывал объявление на форумы и уже вечером разживался бабками.

У меня же ничего такого не было. Только тряпки, книги и ноутбук. Среди книг оказалось большое иллюстрированное издание «История России. Что мы потеряли». Недавно мне подарили его на одной нефтяной пресс-конференции. Тяжелая книга размерами с громадный фотоальбом была для меня лишней – при очередном переезде я бы снова вспотел ее тащить, но я не мог просто так выкинуть 500 великолепно иллюстрированных глянцевых страниц. На них были отреставрированные старые фотографии, какие-то редкие документы, письма, сводки. Отдельного внимания заслуживали коллажи, на которых авторы объединяли исторические фото улиц и домов с современными снимками. Ниже значились списки: что было и что стало. Снесли такую-то церковь, поставили торговый центр. Перестроили уникальный архитектурный шедевр до неузнаваемости, теперь там офисы с кондиционерами «Тошиба». На каждой странице читателю весьма прозрачно намекали: «Приятель, ты, конечно, хороший человек, спасибо, что открыл эту книгу, однако у нас для тебя грустные новости: все проебано. Притом уже давненько, и, что самое невеселое – такая фигня по всей стране». При всей красоте это издание навевало особого рода, похожую на плесень, скуку.

Утром я выложил объявление в паре патриотических сообществ. Мне тут же позвонил мужик и назначил встречу в Александровском парке.

В полусне я спустился на «Чернышевской» и сел в вагоне слева. Среди жидкой толпы мигнул и тут же проплыл в самый конец вагона знакомый плащ. Девушка, с которой мы транспортировали до дома подпольного Барышникова, встала и оглядела пассажиров. Объемные, крупные мазки – блики промозглого тоннеля и ламп, треугольники лацканов плаща, локоны, углы лица – рисовали ее, но недолго. Каждая линия протянулась отдельно и словно лилась, заглушая электричество лучей. Остальные люди бестелесно мерцали, но только она – светилась и была. Я знал, что если каждая линия происходит из точки, то эта точка – в середине ее живота. Она – лекало и боль, слава, соль и молоко, хлеб и либидо. Она вначале. Остальное – податливо, послушно бликует в плену. «Владимирская». Следующая…» – раздавалось далеко. На «Технологическом институте» она перешла в поезд на синюю ветку. Даже если бы я не кинулся за ней, я бы все равно ее видел – сквозь грунт и камни, разделяющие тоннели метро. Все эти кости, на которых стоит город, теперь не смогли бы ее спрятать.

Уже на «Горьковской» она поднималась на эскалаторе чуть выше меня. Тогда все остановилось, будто бы моргнуло, на мгновение замерло и снова приняло подобие привычного, вернулось в прежнюю кондицию. Я смотрел вверх, на ее ноги.

– Историю любишь? – вдруг повернувшись, спросила она заинтересованно и холодно и показала на книгу, которую я держал под мышкой.

– Не особо, больше по настоящему прикалываюсь, – не задумываясь ответил я, – а это так, для друга.

У метро меня ждал круглый байкер. Он взял книгу, пролистнул ее и дал мне тысячу рублей.

С девушкой в плаще мы пошли по парку, она снова спросила:

– У тебя все друзья платят деньги, когда ты им даешь книги почитать?

Мы распрощались с ней где-то посередине улицы Съезжинской. Она исчезла в одной из арок.

Примерно здесь и начинается обычная история про то, как мальчик встретил девочку. Там нет ничего интересного, поэтому просто на всякий случай скажу, что я переехал к ней через месяц.

VI

За год здесь я успел поработать почти везде: расклейщиком объявлений, администратором в хостеле, артистом в комнате страха. Я пописывал какие-то умилительные статейки в развлекательный интернет-журнал, делал сценарии для рекламы сгущенки. Мы с Соней часто жили за счет разницы фаз: когда у меня было туго, вывозила коляску она. Иногда у нее с работой было не очень, тогда случались какие-то ништяки у меня.