Книга Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков

№ 115

Известия о пребывании Российско-императорской армии в местности около Кюстрина, с приложением о состоянии и устроении этих людей. Ноймарк, 1759 [1681]

Поскольку автор настоящих известий имел возможность все время, пока русские стояли у Кюстрина, иметь дело с их офицерами и прочими относящимися до армии людьми и сам он подвергался с их стороны жестокому и варварскому обращению, то он тем более приложил усилия собрать эти известия о поведении Российско-императорской армии в местности под Кюстрином, исключительно от очевидцев и переживших это свидетелей, исследовать их на предмет достоверности, испытать и записать их от начала до конца; в заключение дается приложение об общем состоянии и устроении этой армии.

Вслед за тем, как русская армия в пятницу 28 июля 1758 г. вошла в Ландсберг, в понедельник [31 июля] была послана после того команда из гусаров и казаков на расстояние до мили от Кюстрина, чтобы разведать местность и выведать расположение королевской Прусской армии — о чем они с величайшей пристрастностью спрашивали всякого, кого встречали. Офицеров отряда в местечке Радунг у Фитце хозяин местечка угостил трапезой, которую однако они хотели вкушать не дома, но перед дверью, а затем сказали хозяину, что он теперь станет русским [подданным], который должен называть Пруссию не иначе как неприятелем.

В Радунге не случилось никаких эксцесов, потому что в господском доме постоянно присутствовали высшие офицеры. В Блюмберге при появлении этой армии ранним утром в семь часов община была на богослужении. Однако проповедь на этот раз кончилась скоро и неожиданно, и по-другому быть не могло, так как эксордиумом стал ужас, а пропозицией[1682] страх. Ибо пока тамошний старенький священник читал текст, в притвор церкви вошел русский офицер и сказал пономарю, чтобы тот передал пастору на кафедре, пусть отпустит людей по домам, иначе они будут разграблены и подожжены. После чего богослужение в ужасе о предстоящем в панике было завершено.

[13 августа] Между тем находящийся при этой армии австрийский генерал барон Сент-Андре расположился в Блюмберге в доме священника на квартире, армия же маршировала до Гросс-Каммина, где саксонский принц Карл со своей большой свитой и тяжелым багажом получил квартиру на господском дворе, а генерал фон Фермор остался в лагере. Тогда же сильные отряды гусаров и казаков вышли на рекогносцировку местности возле Кюстрина. В этот день принц [Карл] угощал обедом генерал-аншефа и русский генералитет, с которыми он по окончании трапезы отправился верхом на рекогносцировку к крепости, отстоявшей оттуда на некоторое расстояние. Обратно конюхи принца повезли с собой два 12-фунтовых и одно 24-фунтовое ядра, которыми из крепости стреляли по свите. Многие из офицеров армии, поскакавшие в тот раз вместе с ними, не добрались до крепости, но предоставили это другим, а сами тем временем наслаждались вином из господских погребов [замка] Тамзель.

Из посланных к Кюстрину для рекогносцировки партий в этот день пополудни толпа гусаров и казаков появилась у трактирщика в лежащей в четверти мили от крепости деревне Варник. Сначала они обзавелись пивом и водкой, а затем велели наполнить все найденные бутылки без различия, хотя им было сразу сказано, что в некоторых раньше было масло и ворвань, однако им все было dobbre! то есть хорошо. Затем наконец они силой вынудили отдать деньги, для чего им понадобилось открыть несколько ящиков и сундуков, а другие они взломали сами и взяли оттуда вещи, после чего, наконец, покинули дом сами собой. Вскоре после них прибыл генерал граф фон Тотлебен, который хотел самолично занять здесь квартиру и поэтому написал свое имя на дверях, а хозяина послал в Тамзель забрать его находившийся там экипаж.

[14 августа] Его королевское высочество принц Карл Саксонский развлекался утром тем, что стрелял из своего арбалета из окна в поросят на дворе, за которых он, по мнению и разумению своих слуг, заплатил очень дорого, по настоящей же цене довольно мало[1683]. А в лагере были заняты экзекуцией шести человек, а именно двух сержантов, одного гусара и трех казаков. Пятеро из них получили только кнут, шестому же помимо того отрезали нос и уши. Потому что за день до того они бесчинствовали на мельнице Каммина, били людей, забрали у мельника не только провиант, но и деньги, телегу и лошадей. Последних на крестьянском дворе в Гросс-Каммине спрятал русский поп, получивший из‐за этого от г-на генерала Фермора жестокое порицание — хотя тот и утверждал, что у него не хватало лошадей для своего экипажа.

Одному сержанту профос срезал с обшлагов и воротника кафтана галуны[1684], — таким образом он был разжалован в рядовые. Со вторым сержантом поступили так же. Но наказание ему было более суровым, потому что после сечения кнутом г-н генерал фон Фермор сказал несколько слов профосу, который немедленно достал нож и мгновенно отрезал преступнику близко у головы нос и уши. Наконец, подошла очередь шестого, который был рядовым гусаром, однако природным дворянином. Прежде чем он подвергся наказанию, профос снова вынул нож и вырезал ему, несмотря на все его мольбы, что-то с переда платья, по поводу чего стоявшие вокруг офицеры объяснили, что там у него был знак, указывавший на дворянское происхождение — теперь же он был лишен своего дворянства[1685]. После чего он подвергся собственно наказанию, заключавшемуся в следующем. Так же как и бывшие перед ним, он должен был снять свою рубаху. Но так как он был природным дворянином, его секли не на земле: другой человек перекинул его руки через свои плечи и свел у себя перед грудью, крепко их держа. Ноги же обоих были крепко связаны друг с другом — правые ноги особо, а левые особо. Таким образом его подвергли наказанию стоя, а остальные должны были лечь, и это было единственным преимуществом, которое ему в этот раз принесло его дворянство. Они один за другим переносили свое наказание столь стоически, что никто во время его не издал ни звука[1686].