Книга Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - Брайан Д'Амато

— Ты, который над нами… госпожа Кох одновременно говорит только… с одним просителем, — сказала она.

Голос ее звучал зловеще-монотонно, с кошачьими интонациями. Изъяснялась она на мужском поскрипывающем теотиуакано.

— Я, который ниже тебя, принес прошение, — пробормотал я и посмотрел на Хун Шока.

Он ответил мне неуверенным взглядом. Приказ госпожи расходился с полученной им инструкцией — ни на минуту не выпускать меня из поля зрения. Но что он мог поделать? Мой разговор с госпожой Кох был целью всего предприятия. Хун Шок возвел глаза горе, будто бы пожал плечами: мол, ничего не попишешь.

«Спасибо за доверие». Я неприметно опустил веки.

Карлица свернула один из ковров. Под ним оказалось квадратное отверстие. Как при дворе Людовика XIV, здесь были помешаны на потайных дверях, коридорах, глазках в стенах. Карлица полезла в дыру головой вниз, как Белый Кролик. Я сунул туда ногу, чтобы понять, насколько глубока нора, нащупал наклонный пол, согнулся и на четвереньках пополз за ней. Коленями я то и дело прижимал свои юбки, что изрядно мешало мне двигаться быстрее. Туннель вел вниз под углом градусов в тридцать. Я преодолел в темноте около пятнадцати рук и уперся в маленькую дверь, за которой шла средняя часть хода, где можно было встать в полный рост. Карлица завела меня за угол, потом мы проникли через дверь, укрытую звериными шкурами, и в темное помещение — квадрат со стороной в восемь рук. Он находился ниже лаза, но оштукатуренный потолок был на том же уровне — почти в двадцати руках над головой, и возникало ощущение, будто ты спрыгнул на дно колодца. В высоком окне, почти целиком завешенном промасленными шкурами, виднелась полоска небесной синевы. Выходило оно, судя по всему, в дворик наверху. Металлические пластинки покрывали стены. Тут стояли простая глиняная жаровня с гаснущими углями, две корзинки размером с чашу для го, пара мухобоек на маленьком стеллаже и костяная подставка с миртовым факелом, горевшим зеленоватым пламенем. Я увидел в углу свернутую в клубок зеленую перьевую накидку и кувшин, что мы прислали в подарок. В воздухе висел особый запах, который я не могу описать.

Не горький аромат, витавший вокруг дома, не благоухание восковых плодов мирта, а нечто среднее между грушанкой и маслом льняного семени — я бы противопоставил его запаху корицы, если можно так выразиться. Ведь запахи и оттенки совсем не одно и то же — возможен ли здесь контраст? Дисплей одофона не передает основных цветов. Уверен, поэтому новый запах легче изобрести, чем новый тон спектра.

Я сел, подогнув под себя ноги, и поправил накидку аккуратным, ловким движением. И тут же рухнул, как морж с тремя ластами. Боже мой, я настоящий увалень. Нужно отрепетировать получше. Карлица обежала вокруг меня и ушла тем путем, которым мы сюда явились. Я принял позу просителя, покорно уставившись на жаровню. Пол под моими икрами был покрыт губчатым материалом и устлан лепестками герани, чтобы я не испачкался.

Странноватое ощущение. Прошла минута — и мне стало ясно, почему оно возникло: я оказался наедине с собой впервые с того момента, как пришел в себя, запертый в корзинке, в тюрьме 2ДЧ. Жаль, отсюда не убежишь от моих нянек.

Шкуры на дверях зашуршали. За моей спиной раздались легкие детские шаги. Поворачиваться было не принято, и я остался сидеть как сидел. Невысокая хрупкая фигурка (ростом не больше чем в полторы руки) проковыляла мимо меня, опираясь на палку, обвязанную синими лентами. Вошедшая неловко присела по другую сторону жаровни и положила посох перед собой. Я увидел древнюю старуху в мужской накидке и с прической на мужской манер.

Меня пробрал озноб. Надеюсь, она не заметила, как я вздрогнул. Правую половину ее иссохшего морщинистого лица, будто склеенного из камушков, выкрасили черной краской. Граница между темной и светлой сторонами имела форму буквы S. Я вспомнил сушеную голову-украшение у 2ДЧ. Руки госпожи со скрюченными пальцами лежали у нее на коленях. Черные волосы вряд ли были ее собственными, вероятно, это парик. Глаза сидели так глубоко, что я почти не видел их блеска.

2ДЧ ошибался касательно ее возраста. Но как такое возможно? Или ее состарили с помощью яда, как Виктора Ющенко?

Она устроилась поудобнее и протянула руки к жаровне, чтобы согреть пальцы, хотя здесь стояла жара не меньше восьмидесяти градусов. Старуха явно пришла одна, без охраны, и это меня настораживало. Должно быть, великая женщина не боялась нападения.

Госпожа Кох подняла свою сморщенную руку ладонью вверх. Надо толкнуть речь, подумал я и заговорил на мужском ишианском диалекте высокоравных.

— Тцитик уй ок каба тен лахун ачит, — произнес я. «Меня, который ниже тебя, зовут 10 Сцинк». — Наша семья называет меня твоим братом [то есть родственником] из дома Гарпии из Иша, восемнадцатым [приемным] сыном 2 Драгоценного Черепа, того, что берет в плен по двадцать человек сразу.

— А кто твой отец? — спросила она. — И какие у тебя имена кроме 10 Сцинка?

— Мой отец — 2 Драгоценный Череп.

— А кто освещал твое пробуждение? — продолжала она допрос.

Я ничего не сказал о других своих именах, но, как и все хорошие дознаватели, Кох не повторила вопрос, на который не получила ответа. Наверное, решила немного выждать.

Я назвал ей дни именования ритуальных бабок 2 Драгоценного Черепа.

— Кто освещал твоих дедов?

Я озвучил имена рода Гарпии, в который меня принял 2ДЧ.

— Когда ты стал братом кровных Гарпии?

— Тридцать три огня назад.

— А кто дал тебе твою грандезу? — Она спрашивала о моих наставниках солнцескладывателях. Ее шепелявый из-за отсутствия зубов голос казался еще старше, чем ее кожа, — я представил себе обгоревшее полено, которое тащили по влажной земляной тропинке.

— 7 Шип из дома Гарпии в Ише, — сказал я.

Мне это не показалось убедительным. Нервничаешь, подумал я. Ничего, все хорошо, успокойся.

— А почему ты, который равен мне, не доверяешь Левому Юкке? — Она взглянула на меня в упор. — Или он слишком много болтает?

— Я доверяю ему.

Может, она подглядывала за нами через глазок, когда мы стояли во дворе? Но какого бы мнения я ни был о племяннике 14 Раненого, как она прочла мои мысли? Не мог же я выразить свое недоверие жестами?

— Дом Гарпии все еще плотен, все еще зелен? — Эта идиома означала: «Крепко ли стоит дом, свежа ли кровля на крыше?» То есть все ли у нас в порядке?

Я сказал, что все хорошо.

— Но вы должны играть большую хипбольную игру против Оцелотов, — проговорила она.

Вот незадача. До нее дошли вести о наших трудностях. Как быстро ни беги, слух все равно обгонит тебя. С таким же успехом можно было всем раздать сотовые телефоны. Известно ли ей о фиаско на муле? Догадалась ли она, что мой визит каким-то образом связан с тем событием?

Я цокнул «да», ожидается большая хипбольная игра. Уточнять не стал.