Книга Терновый венец Екатерины Медичи - Неля Гульчук

Герцог Альба стоял сбоку от короля рядом с его креслом.

Чуть дальше у небольшого сводчатого окна неподвижно застыл огромного роста атлет-телохранитель. Это великолепное мощное «животное» являло собой часть тех аксессуаров, которые окружали королевскую персону.

Король в богатом, но строгом костюме и, как всегда, с холодным и хмурым выражением на лице внимательно слушал, что рассказывал ему французский посол о резне в ночь на святого Варфоломея в Париже.

К изумлению посла бесстрастный монарх впервые в жизни потерял власть над собой, не смог справиться с охватившей его радостью и разразился смехом. Для ревностного блюстителя этикета это был совершенно невероятный поступок, который поразил французского посла.

Король долго смеялся и расценил действия Короны неразумными, свидетельствующими о слабости власти. В общем хоре августовских событий это была единственная неодобрительная оценка католического правителя.

Закончив смеяться, король бесстрастным голосом произнес:

– Счастлива мать, имеющая такого сына! Счастлив сын, у которого такая мать!

Сен-Гуар заметил не без цинизма:

– Признайтесь, Ваше Величество, что именно королю, моему повелителю, вы обязаны тем, что удержали Нидерланды.

Посол подтвердил предположение испанцев о предумышленности резни, Филипп II поверил этому, поверил и герцог Альба.

Последний с удовлетворением заключил:

– Я вижу, что королева Екатерина Медичи прекрасно сдержала слово, данное мне в Байонне.

Сен-Гуар про себя усмехнулся: «Слово! Если ученица Макиавелли и дала его семь лет назад, сдерживать его она и не помышляла, просто оно припомнилось ей в самый ее черный час».

В конце аудиенции король Испании, который избежал смертельной опасности в Нидерландах, с удовлетворением произнес:

– От полученной новости я испытал самую большую радость, какую когда-либо знал в жизни.

Произнеся эти слова, король жестом дал понять французскому послу, что тот свободен.

Выпрямившись после своего прощального поклона, который в изяществе и легкости своей был сам по себе уже вызовом чопорности и строгости испанского этикета, Сен-Гуар покинул апартаменты короля Испании.

На следующий день во Францию из Мадрида отправился чрезвычайный посланник, которому поручалось восхвалять всех организаторов резни от короля до Реца.

Карл IX торжественно поблагодарил посланника Филиппа II:

– Я люблю католического государя, как моего доброго брата. И всегда буду хранить мир с Испанией с подобающим чувством.

Впервые полубезумец стал видеться в образе подлинного суверена, в образе, о котором он мечтал.

Воспитанный Амио, Карл получал удовольствие от общества ученых людей, боготворил Ронсара и недурно сочинительствовал. Бьющая через край энергия, которую он унаследовал от матери и которую Екатерина пыталась направить на нужды государства, тратилась королем на чрезмерно грубые упражнения. День-деньской он преследовал оленей, волков, кабанов, трудился в кузнице так усердно, что сломал себе руку, натужно трубил в охотничий рог, что вызвало боли в легких.

Екатерина не верила, что Карл вернет семье Валуа ее померкшую славу, и переживала, часто плача по ночам. Ее сын страдал опасными физическими и моральными недугами. Король болел туберкулезом, который врачи были бессильны вылечить. Кроме того он отличался неуравновешенностью, которая приводила к приступам безумной ярости, склонностью к садистским забавам и кровожадностью. На охоте он воздерживался от применения огнестрельного оружия ради удовольствия погрузить свой нож в живую плоть. Ради забавы он охотно носился по столице в маске, измываясь над случайными прохожими.

И вот теперь, именно после Варфоломеевской ночи, ему наконец-то достались почести, достойные монарха. Его перестало волновать, что люди чести осуждали христианнейшего короля за то, что он нарушил слово. Зато великие мира сего стали верить, что он, Карл IX, способен вести себя по отношению к своим подданным, как это делали Филипп II и Елизавета Английская. За несколько дней престиж французского короля вырос настолько, что герцог Анжуйский, которому он всю жизнь завидовал, попал в тень и познал самую горькую досаду.

Совсем иные заботы одолевали королеву-мать, постоянно уделявшую внимание вражде своих сыновей. Она поведала Сен-Гуару, вернувшемуся из Мадрида, на какую награду рассчитывает от испанского короля:

– Я бы желала, чтобы доказательства намерений служить Богу, которые продемонстрировал мой сын, то, как поступил он в отношении новой религии, послужили к убеждению католического государя отдать свою старшую дочь в жены герцогу Анжуйскому.

Королева-мать жаждала заполучить не только инфанту, но также и королевство для своего дорогого сыночка. Увы, на этот раз она была явно не в ладах с действительностью. Филипп II, не очень доверяя прокатолическим настроениям соседки, не стремился к новому союзу с Валуа.

Франция и Испания оставались непримиримыми врагами.

В лютеранских княжествах Германии и в протестантских кантонах Швейцарии, дружественных Франции, никто больше не верил слову христианнейшего короля. Карла IX называли изменником, бессердечным злодеем, его представители подвергались оскорблениям и угрозам.

Император Максимилиан, тесть Карла IX, считал, что король и королева-мать совершили нечто весьма скверное и вызывающее сильное неодобрение. И не сомневался, что инициаторы этого тягчайшего преступления совсем скоро об этом пожалеют и ужаснутся содеянному.

В это же время Елизавета Английская приготовила для французского посла театрализованную аудиенцию. Следуя необычному церемониалу, весь двор собрался в замке Вудсток и столпился позади трона королевы, облачившейся в траур. Встреча была мрачной и суровой.

– Я боюсь, – произнесла Елизавета, – что те, кто побудил короля отречься от своих законных подданных, могут заставить его отвергнуть и нашу дружбу.

Гнев и страх распространились по Англии. Епископ Лондонский потребовал в ответ на резню голову Марии Стюарт.

В действительности чувства королевы Англии ничуть не походили на те, которые звучали в ее речах. Елизавета Английская внесла изрядный вклад в бедствия собратьев по религии. Она хотела отвадить французов от Нидерландов, вовеки не простила Колиньи Гаврского дела, отчего не оплакивала его кончину. Самодержавная владычица, готовая в любой момент позвать палача и совершить суровое возмездие, она не могла одобрять партию подданных – мятежников. Духовная глава своей церкви, она осуждала демократические тенденции французских кальвинистов.

Голова Екатерины Медичи вновь была забита брачными планами для своих детей. В первую очередь она решила избавиться от своего зятя, от которого не было теперь ни вреда, ни пользы, и вновь выгодно выдать замуж красавицу Маргариту.

Необходимо было приспосабливать свою политику к происходящим событиям. Брак между Маргаритой и Генрихом де Гизом, которому она всячески препятствовала ранее, стал более желательным, чем союз с королем Наварры, которого королева-мать смертельно ненавидела из-за того, что предсказания обещали беарнцу трон. Молодой герцог Гиз имел в Испании и Риме репутацию одного из самых непоколебимых католиков Франции. Гиз расстанется со своей женой, а Маргарита – с мужем, и оба наконец-то обретут долгожданное счастье, о котором так мечтали, а она, мать, своей помощью в освобождении дочери от грубого мужлана загладит свою вину перед ней.