Книга Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков

Неприятелское правое крыло стало уступать, а напротив того левое крыло наших к ретираде принудило (об). Российские гранодеры преизрядная толпа, против них никто устоять неможет. Король видел сие нечаянное происшествие с крайним удивлением, чего ради послал он для усиления на правое наше[1631] крыло 10. эскадронов драгун. В сем числе находился [Плеттенберг][1632] и наш полк[1633]. Мы скакали чрез вызженую деревню, жар огня не мог нас удержать. Сколь скоро мы на поле выехали, то увидели, что наша пехота неприятелю спину оборотила, и в полном бегстве находилась. Мы для того ворвавшись в неприятеля эскадронами стали рубить его гранодеров; но они стояли как герои и ожидали нас с превеликою неустрашимостию. А на двадцати шагах получили мы такой картечной и мушкетной огонь, что я еще удивляюсь, когда размышляю, каким образом возможно человеку от того спастись. Ужасное дело сколько людей и лошадей пало. Со всем тем мы в них ворвались, чем с обеих сторон ужасное кровопролитие причинено, [все были изрублены].

Иа тебе дорогая сестра только два слова об одном нашем полку скажу. Полковник з разстреляным кафтаном насилу спасся, [лошадь под ним была убита] а подполковник Юргас с подпоручиком фон Реппом[1634] на месте убиты, а майор с восемью офицерами [майор фон Кребс, капитан фон Феркен, лейтенанты фон Платен, фон Массов, фон Манштейн, прапорщики фон Лариш, фон Шимановски] и я (122) ранены. Другие по большой части смертельно ранены[1635]. А я получил контузию из картечи, и правая нога порублена [от чего, слава Богу вовеки, надеюсь быть вскоре исцеленным].

Пехота наша стала[1636] опять за конницею, а мы [сейчас же] вступили в бой с неприятельскими кирасирами и конными гранодерами. Мы их со всем сбили и прочь прогнали, так что я их уже на месте баталии более не видел. Наша гвардия и несколько рейтарских полков нас подкрепляли, и потому на правом нашем крыле опять хорошо шло, а левое несмотря на все свои уже полученные авантажи опять в бегство обращено, и так конница вновь тому помогать долженствовала, ибо инако весма худо с оным зделалось.

В 6. часов вечера оставил нам неприятель место баталии, он имел за спиною у себя лес и великие вышины, от ретирады же его был он отрезан, чего ради ему инаго и зделать не оставалось, чтоб или бороться или умирать. Он потому собрал свои кучи и горы заставил артилериею, от чего кровопролитие вновь до ночи продолжалось и безпристанной огонь происходил. Мы подались несколко сот шагов назад, чтоб некоторыя вышины захватить, а неприятель вперед выступал (об) и так стали обои армеи друг друга в виде на месте баталии. На разсвете же взял король с армиею другое положение, а имянно конницу поставил наперед, а всю пехоту позади ея.

Мы были весь день неприятелской пушечной пальбе подвержены. Но как конница вышины заняла, то отвел король пехоту за горы, и напал на неприятелское левое крыло, а артилерию свою на неприятелской фланг пременил, содержа между тем конницею делные неприятелские движения во обозрении. Огонь продолжался опять до ночи, однако ж еще до сумарок неприятель к своей ретираде разпоряжение зделал. Он немог уже нашей силе далее супротивляться. В ночи прикрывал он свое отступление безперерывною пушечною пальбою, на что мы темже до утра ответствовали.

Сим образом оставил нам неприятель место баталии. Конечно никто незапомнит, чтоб столько убитых и раненых в одной куче видел, потому что целыми полками люди лежали. У нас не столко убитых, сколько раненых, ибо сказать могу я 13.[1637] россиян убитых на одного прусака щитать, и сие с надежностию уж я и не солгу, когда неприятелской (123) урон убитыми и ранеными от 25ти до 30ти тысяч человек полагаю. В сверх того приходят к нам еще безпрестанно кучами росийские раненые из лесов, которых от туда голод выгоняет. О числе пленных не могу я за подлинно сказать, ибо огорчение[1638] было весма велико, однако ж по той толпе, которую я видел, щитаю их за [5-]6 тысяч человек. Пленным семи неприятелским генералам зделал король невесма милостивой комплимент, мне кажется он им сказал выговор за их продерзости сжением деревень. Князь Сулковской нами же плененной еще молодой и хороший господин. Знамен я нащитал с лишком 20, а пушек с лишком 80, кои последния подлинно весма хороши. Вот тебе от меня описание о баталии, какой и примера нет. [Сердце мое сестрица, не довольно могу благодарить Бога за то, что я жив и нахожусь в этом весьма благополучном состоянии, но без сомнения Ваша горячая молитва достигла вышних, и спасла меня от одного за другим изливавшегося града пуль. Славьте же паки Бога за Его явленное мне недостойному рабу милосердие]

Мы ни одного генерала не потеряли. Форсад[1639] и Фредевель[1640] ранены. Как неприятель всю сию околичность опустошил, то нужда всеобщая, я уже пятый день окроме кусочка хлеба не видел, За сим пребываю и проч.[1641] [однако я это охотно принимаю, зная, что судьба неприятеля намного более нестерпима, и вскоре мы должны увидеть развязку. Дай Бог, чтобы был положен предел убийствам и кровопролитию и мы достигли прочного мира, ибо иначе, несомненно, следующей напастью будет моровое поветрие.

Я дописал до сих пор, когда получил, милая сестрица, твое столь любезное мне письмо, датированное 3-м августа, и, следовательно, 4-х недельной давности. Мне очень удивительно, что из всех моих писем ты не получила не единого. Я послал тебе три только в конверте, адресованном брату в Кусфельд. Теперешнее же пусть будет отослано по адресу г-жи Нойманши. Бог даст, благодаря этому оно надежнее попадет тебе в руки. Боюсь впрочем, что нынешние нестроения имеют влияние и на почту. Надеюсь все же, в мире найдутся здравомыслящие души, которые, даже если и вскроют это письмо, все же передадут его тебе. Там нет никаких тайн, как и ничего, что оскорбляет Величество или Вашу нынешнюю армию[1642]. Я ничего иного не имею в мыслях, кроме как оказать тебе внимание, милая сестра, и объявить моим знакомым, что я еще жив, ибо я уверен, что они пребывают из‐за этого в немалом беспокойстве.