Книга Терновый венец Екатерины Медичи - Неля Гульчук

И Жанна д’Альбре отправилась ко двору – правда, без Генриха. Перед отъездом она предостерегла сына:

– Не делай ничего, пока не получишь от меня весточки!

Королева Наварры прибыла в Блуа 3 марта, сопровождаемая впечатляющим кортежем, в который входили знатные сеньоры, в том числе и молодой Ларошфуко.

Екатерина Медичи сперва выказала немалое расположение к своей кузине и каждый вечер приглашала ее на ужин. Тем не менее гармония между двумя столь различными натурами казалась неустойчивой. Сообразительные, хитрые, отважные, обе королевы стоили одна другой. Остальное же разделяло флорентийку, скептическую, гибкую, большую охотницу до веселья, и наваррку, фанатичную, упрямую и пуритански суровую.

Каждая из них желала этого брака, каждая возлагала на него свои надежды, противоположные желаниям другой. Жанна хотела приблизить своего сына к престолу и склонить сестру короля в пользу Реформации. Екатерина, напротив, стремилась привлечь Генриха Наваррского на сторону католичества и тем самым лишить гугенотов покровителя королевской крови.

Королева Наваррская и не подумала уступать настойчивости Екатерины Медичи и до согласования всех статей брачного контракта позволить сыну явиться ко двору, который, несомненно, легко свыкся бы с ужасами здешнего Вавилона.

Улаживание союза католички и протестанта представляло собой бесконечные сложности. После множества недель обсуждений было решено, что бракосочетание состоится во дворе церкви, новобрачный не будет присутствовать при мессе, а кардинал де Бурбон благословит молодоженов не в качестве священнослужителя, но как дядя жениха, что у папы будет испрошено особое разрешение, однако – это самой собой разумелось – отказ Его Святейшества ничего не изменит.

– Я надеюсь, что Бог воспрепятствует такому браку, – воскликнул Филипп II, едва услышав о заключении этого союза. Его мольба не была услышана.

Подписание контракта имело место 11 апреля 1572 года.

Жанна д’Альбре больше не скрывала своего удовлетворения и вызвала, наконец, принца Беарнского в Париж, однако с сыном ей больше не суждено было встретиться. Вскоре королеву Наварры поразил тяжелейший плеврит, в течение пяти дней она хворала, а затем скончалась в окружении кардинала де Бурбона, своего кузена, герцога де Монпансье и адмирала.

Колиньи впервые ощутил, что это несчастье сулит смерть ему и гугенотам.

– О! Боже мой! – в ужасе воскликнула Екатерина. – Пресвятая Дева, за что ты посылаешь на меня такие тяжкие испытания?

Она прекрасно понимала, что гугеноты будут винить в этой смерти ее.

И действительно, протестанты усмотрели здесь явные признаки преступления. Разве Жанна д’Альбре не получила в подарок надушенные перчатки, присланные поставщиком королевы-матери? Разве накануне своей болезни она не ужинала у герцога Анжуйского? Нет сомнений, она отравлена! Но Екатерина никогда не желала смерти Жанне д’Альбре, ибо всегда с огромной нежностью вспоминала ее мать, королеву Маргариту, а все связанное с королем Франциском I было для нее свято.

Вскрытие, при котором присутствовал Амбруаз Паре, непререкаемый авторитет для гугенотов, обнаружило абсцесс в правом легком и небольшие луковки, полные воды, между черепом и мозговой оболочкой. У несчастной королевы Наваррской была чахотка в последней стадии.

Обвинение в смерти Жанны д’Альбре королевы-матери было отброшено.

Католики видели в случившемся небесное благословение, едва ли не чудо. Дурная женщина покинула этот мир. Враги протестантов надеялись, что брак их любимицы, принцессы Маргариты, с молодым вождем еретиков расстроится.

Но королева Екатерина Медичи думала иначе.

20 июля 1572 года жених прибыл в Париж. Его свита насчитывала девятьсот дворян-гугенотов, в основном гасконцев. Все были в черном – в знак траура по королеве Жанне. Просто нашествие протестантов!

Мрачный Колиньи продолжал упорно стоять на своем – не надо бояться конфликта с Испанией. Если бы французы дрались вне родных стен, утверждал он, дома воцарился бы мир. Кроме того, поход во Фландрию мог бы снискать Карлу IX славу ее освободителя. Но Екатерина своего мнения не изменила: конфликт с Испанией может обернуться неисчислимыми бедами для французской монархии.

Гордому Колиньи слышать это было смешно.

Адмирал видел для себя только одну цель: подобная операция увеличила бы его влияние на государственные дела.

В один из дней Колиньи открыто бросил королеве-матери предупреждение:

– Мадам, только по вашей милости король отказывается вступить в войну. Молитесь, дабы Господь Бог не ниспослал вашему сыну другую войну, отказаться от которой будет уже не в его власти.

Необходимо было срочно убрать Колиньи с дороги. Екатерина Медичи твердо решила убить своего врага, нисколько не сомневаясь в том, что он заслужил такое наказание. Королева-мать брала на себя не только смертный грех, но и присваивала чужие функции. Французские короли, за исключением Людовика XI, не позволяли себе опускаться до вынесения приговора и не прибегали к оружию в подобных случаях. Правосудие было важнейшим атрибутом королевской власти: король вверял судебные функции своим чиновникам, которые вершили суд и выносили приговор. Екатерина Медичи не видела в своем решении преступления, ибо на карту была поставлена стабильность в королевстве, и только это было для нее главным.

Бракосочетание, акт непослушания Риму, состоялось 18 августа 1572 года.

Королева-мать, чтобы перехватить вероятный папский запрет, со свойственной ей сноровкой распорядилась вплоть до указанной даты арестовывать на границе любых курьеров из Италии.

Ловушка для адмирала в ближайшие дни должна была захлопнуться.

Единомышленником Екатерины Медичи стал кардинал Карл Лотарингский. Судьбе было угодно свести сторонницу компромисса с ярым противником такового. Теперь королева играла на чувстве мести Гизов за убитого Меченого, жена которого Анна д’Эсте, мать Генриха де Гиза, порекомендовала для совершения убийства адмирала сеньора Моревера, бывшего пажа лотарингского дома. Герцог Анжуйский этот выбор одобрил: «Надежный человек, и уже испытанный в убийствах».

На третий день после свадьбы Маргариты Валуа с Генрихом Наваррским, утром 22 августа, наемный убийца попытался совершить свое злодеяние. Моревер подкараулил адмирала, когда тот возвращался домой. Колиньи был ранен. Гугеноты потребовали расследования дела, розыска преступника и суда. Парламентская комиссия, начав изучение обстоятельств покушения, установила, что дом, откуда стрелял убийца, принадлежал слуге герцога де Гиза. Это наводило на след преступления. Екатерина представила королю дело о покушении так, что якобы сын убитого Франциска де Гиза желал отомстить за отца. Целая толпа гугенотов дефилировала перед дворцом де Гизов, сотрясая воздух криками угроз и шпагами. Эта ненависть выплескивалась по адресу лотарингцев, но в равной степени она принадлежала и королю, и герцогу Анжуйскому.

Королеве-матери стало страшно. Она решила первой нанести удар и объявила о готовности Короны к очередной расправе над мятежниками-гугенотами. Операция была доверена герцогу Генриху де Гизу. Старый прием столкнуть противников и наблюдать за их взаимным уничтожением давал возможность замести свой след в нашумевшем деле. Партией католиков решение королевы-матери было воспринято как санкция на долгожданную расправу над врагами Короны. Королева спешила быстрее осуществить задуманное, ибо гугеноты уже угрожали ей, обвиняя в затягивании судебного разбирательства. Оставалось получить согласие Его Величества.