Книга Ларец - Елена Чудинова

— Ясней ясного, — отозвалась Параша.

Нелли же ясным ничего не было.

— Просто так ничего не бывает, — Катя поймала недоуменный взгляд подруги. — Если где прибыль, в другом месте должна быть непременно убыль. Может, бенгам и дана власть слагать-вычитать, а из пустого полное делать они не вольны.

— Толком говори, — Нелли начала сердиться.

— Дети в роду рождаются оттого, что старики умирают, — Параша примирительно коснулась руки Нелли мягкою ладонью. — Мы все гадали, как она, негодница, молодеет? Сладить, чтоб лета минувшие пропали, Венедиктов не может. Одно из двух. Либо ничего она не молодеет, а взаправду старая, только он ей помогает морок навести, не такой, как есть, прикинуться. Если ж тело у ней впрямь молодо, то кто-то из-за этого должен не ко времени состариться. Второе и выходит по всему. Нечистому-то духу нужно добровольное согласье. Эвон она его окрутила, он и согласился вместо нее стареть.

— Где ж согласился? — возмутилась Нелли. — Он же думает, шутка.

— А коли папенька твой подумает, что в шутку бумагу ростовщику подписывает, неужто тот с него денег не сдерет? — хмыкнула Катя. — Так и с нечистью. Согласье есть, значит, все.

— Вот любопытно, как Венедиктов это делает? — заинтересовалась Нелли.

— Надобно будет, так дознаемся. — Катя поднялась со скамеечки, отшвыривая прутик. — Главное дело, дурачина в руки достался. Так еще лучше, чем будь он внуком своего деда.

Сие была уж полная околесица.

— Словом, так, — Нелли поднялась тоже, — отца Модеста никак не называть, покуда не услышим, чего Филипп напридумывал.

— Да уж ясно.

Сени и лестница в гостинице оказались осыпаны соломою. Со здоровенными охапками соломы в руках бегали по дверям нумеров лакеи. Нелли не враз догадалась, что сие устраивают дополнительные постели. Повезло, право, что въехали с утра поране: отцу Модесту с Филиппом и Нелли с Катей достались по комнатенке на двоих, Параша же, якобы единственная особа женского полу в их компании, поместилась в большой горнице с пятью богомолками из простых.

Один громадный соломенный пук на ногах, щеголяющих латаными сапогами, к удивлению подруг, вбежал в нумер, из коего доносился голос Роскофа.

Недоумевая, Нелли сделала подругам рукою знак погодить, стукнула костяшками пальцев в дверь и вошла, не дожидаясь ответа.

— Несказанно обязан я Вашей доброте, — разглагольствовал Ивелин, меж тем как латаные сапоги, обретшие туловище в серой ливрее и стриженную под горшок голову, хлопотали в углу, сбивая солому в кучу. — У Филиппушки уж мог бы я просить по старому приятельству разделить со мною кров, но не имея удовольствия знать Вас прежде…

— Пустое, сударь, право, пустое, — весело воскликнул отец Модест. — Ярмарки сии — сущее бедствие для мирных путешественников! Помню, как однажды в Ростове довелось мне почивать на биллиарде, укрываясь собственным плащом! Но превратности дороги — веселая память путешествия! Коли ты не из домоседов, так они и не страшат! Выпьем за дорогу!

Только сейчас Нелли приметила между всеми троими черную полбутылку шампанского вина на столике.

— Тебе не положено, юный Роман, — отец Модест лукаво глянул на Нелли. — Покуда усы не выросли!

— Ну уж, один бокал не повредит и недорослю, — вступился Ивелин. — А надолго вы в старую столицу?

— Коли Москва весела нынче, так надолго! — засмеялся Роскоф, пригубив вино. — Едем без дела, развлекаться. Ласкаюсь, ты представишь нас той… Ты, чай, догадываешься, о ком я говорю! У ней, поди, лучшее общество!

— Только самое лучшее! — горячо поддакнул Ивелин.

Лучше уж тогда не мешаться, решила Нелли, выскальзывая в дверь вослед лакею. Вино явилось не зря. Пусть их сами разбираются с Ивелиным за веселым бокалом.

Рано поутру Тверь кивнула вослед полосатою будкой, укрывавшей от мелкого дождичка хмурого инвалида. Небо тож было хмуро, но лица мужчин веселы. Ивелин ехал в бричке на казенных лошадях, и Роскоф уселся с ним.

Дождь зарядил на два оставшихся дни пути. Но ни Городня, ни Клин, пускай в прошлый раз и невиденные, не вызывали любопытства Нелли. Вероломно бросив Нарда, она забралась в карету к Параше и продремала три перегона под дорожную тряску. Все одно по стеклам струились серые водные струйки, размывая пейзаж. Теплая одежда отсырела, легкий пар вился из уст. Обрадованные сыростью, в кузов набились комары.

— Здесь тебе не Алтай! — бормотала Нелли, лупя себя по волосам — гадкий пискун кружил где-то у виска.

— Зато Москва скоро, — отвечала Параша, почесывая руку.

Однако Нелли давно уж приметила, что стоит испортиться погоде, как путешествие растягивается вдвое. Она дремала и просыпалась, а Москвы все не было, и во сне гремели золотые волны чистых и прекрасных звуков, соединявшихся в единый стройный хор. Ах, как красивы были золотые эти волны! То было не злое, а доброе золото, золото солнечного света.

— Да просыпайся же наконец! — В голосе теребившей ее Параши звучали едва не слезы. — Не слышишь, что ли?!

Нелли подскочила на жестковатом сиденьи. Отчего ей показалось сперва, что дождь закончился наконец? В окошках было все так же серо. А стройные звуки били и гремели, громче, чем во сне, отовсюду.

— Я думала, врут люди, — Параша восхищенно вслушивалась. — А выходит, не врали, сорок сороков в Москве-то… На многие версты звон, со всех концов, над городом стоит… Нигде больше такого нету! Вот везенье-то нам, перед вечерней въехали!

— Так это благовест здесь такой? — Нелли решительно пробудилась. Ткнувшись носом в стекло, она ничего не разглядела, кроме серой волнистой пелены: морось перешла в ливень. Однако колеса теперь точно не месили дорожной грязи, но стучали по мостовой. Причем мостовая была куда ухабистее, чем в Петербурге.

Протрясшись еще немного под проливным дождем, девочки услыхали, как последний из наемных кучеров, подряженный в Клину, громко затрукал лошадей. Карета остановилась.

— Ну, слава Богу, доехали! — Роскоф, откинувший дверцу, успел промокнуть до ниточки. — Сегодни на постоялом дворе остановимся, а с утра уж возьмем квартиру.

Все словно плыло в серой воде, ровно попали они не в Москву, а на дно пруда. Отец Модест договаривался с работниками, принимавшими верховых лошадей, там же крутилась Катя. Высокое крыльцо под резным козырьком заманчиво зияло распахнутой дверью, где по темноте погоды горели уж свечи. Второго экипажа не было видно.

— Где ж Ивелин? — спросила Нелли, вытаскивая платок отереть водную морось с лица, хоть Параша и говорила ей сто раз, что влага дождевая должна высыхать на коже.

— Расстались до завтрашнего вечеру, направился в дом своей сестры, — Филипп нагнулся помочь кучеру опустить заклинившую ступеньку. — Да он и не надобен сейчас, что хотели, то узнали, теперь все без него обсудить. Да небось и Его Преподобию наскучило третьи сутки ходить помещиком Шемаханским.