Книга Ларец - Елена Чудинова

— Немалые у родителей Ваших знакомства при дворе, — заметил последний вскользь.

— Так каким ветром занесло тебя в Тверь? — спросил Роскоф, выручая Нелли. Едва ль лучше ее разбирался он в русских полках, но, верно, заметил, что она завралась.

— Проездом в Москву, — Ивелин приосанился.

— Неужто? — Роскоф приподнял бровь. — Некий знакомец мой о прошлый год клялся, что в старой столице делать человеку со вкусом положительно нечего.

Ивелин рассмеялся несколько принужденно.

— В Первопрестольную несут меня крылы Амура, а не случайный ветер, — проговорил он, опуская глаза на свой жилет, шитый белыми кринами по лазоревому. — Так случилось, что без моей Псишеи блистательный Петербург уныл, а скушная Москва блистательна, осиянная ее присутствием. Друг мой, я влюблен не в шутку. Видал бы ты сию девицу! Она едва вышла из младенческих лет, а меж тем так востра! Сему, впрочем, дивиться не в пору: французское воспитание!

— Не мог бы я сказать, что одного этого довольно для востроты, ибо видывал и тупых немало, — расхохотался Роскоф.

— Э, не скажи! Тьфу ты! — Ивелин хлопнул себя по лбу ладонью. — Вовсе позабыл, с кем говорю! Ну ты, брат, вовсе русаком заделался, трудно и поверить, кто ты есть. Эдак, пожалуй, не дождешься в свете успеха у девиц.

— Не гонюсь, — равнодушно ответил Филипп. — Однако ж повествуй дальше о своей Псишее.

— Так или иначе, воспитывалась она во Франции у дальней родни, — с охотою продолжил Ивелин. — В Россию воротилась только минувшей зимою, с этой же поры ездит в свет. Круглая сирота, живет ради прилику с одной старухою из обедневших. Богата, да таким, как она, бедными быть и невозможно! Полевой цветок растет где попало, оранжерейный нуждается в теплицах и садовниках! Право, она б зачахла до смерти, доведись ей хоть раз постирать белье!

— Да наверно ль твоя пассия воспитывалась во Франции? — нахмурился Роскоф. — Наших дворянок обучают стряпать и стирать — вдруг Господь пошлет испытание бедностью? Ну да оставим сие. Богатая красавица сиротка должна собирать вокруг себя сонмы искателей в любой столице. Наверное ль ты продвинулся средь прочих, как можно предположить по довольству, тобою выказываемому?

— Я и сам тому не верю порою… — На щеки Ивелина воротился румянец. — Не вноси сомнения в сердце щасливое, хоть бы и ошибкою! Однако ж бывают авансы несомненные. О прошлой неделе, хотя бы… Веришь ли, я только молвил во время полонезу, что, мол, должно явиться новому Фидию и новому Тициану, чтоб запечатлеть навеки дивные черты. Псишея ж моя глянула на меня эдак особенно и молвила, что живописцы так любят отражать женскую красоту потому, что всего лишь через несколько лет самое модель уж не соперница их творению. Женщины, дескать, подобны легкокрылым ярким мотылькам, не чающим, что скоро их обдаст мертвенный холод зимы. Тонко, не правда ли? А потом еще один взгляд — испытующий, застывший в ожиданьи… И спрашивает: «А Вы, друг мой, согласились бы самому на несколько лет состариться, чтоб моя красота жила дольше? Да или нет?» Понимаешь ли ты, что, когда женщина под шутливым предлогом спрашивает, готов ли ты на жертву ради нее… Заметь, заметь, как оно неспроста! Спроси она прямо, готов ли ради нее драться, — пожалуй, выйдет и нескромно для девицы, вроде как сама набивается. А в шутку, в сказку, потому, можно одному человеку стариться вместо другого…. И все же намек, Филиппушка, намек-то… Ах, сбиваюсь, невпопад повествую. А я тож вроде как в шутку, готов-де отдать годы собственной младости…. Рада-де слышать сие, отвечает пресериозно…. Ах, мон шер, может ли такое быть спроста?

— Не может, я думаю, — серые глаза Роскофа потемнели, сделались похожи на черные глаза отца Модеста из-за того внимания, с каким он для чего-то впился в осунувшееся лицо Ивелина. — Так как, я забыл, зовут твою чаровницу, Алексис?

— Разве я уж тебе говорил? — с охотою откликнулся Ивелин. — Мне, было, казалось, еще нет. Звать мою зазнобу мадемуазель Гамаюнова. Лидия Гамаюнова, уж мне дозволено звать ее Лидией.

Глава XXXVIII

— Все уж вместе и до Москвы доедем, оно веселей, — Роскоф под руку увлекал Ивелина с ярмарки к гостинице, благо двухэтажное зданье под новехонькою гонтовой крышей стояло прямо через пыльную улицу. Сторонний наблюдатель увидал бы в его манере исключительно дружелюбие, однако ж Нелли угадала с дружелюбием не вязавшуюся деловитость. Самое Нелли чуть не охнула вслух, услыхавши имя Гамаюновой, Филипп же сохранил в лице безмятежность. — Тут еще приятель мой, славный малый, помещик из Камска. Я вас познакомлю.

Роскоф обернулся через плечо на отставшую Нелли и кивнул ей в сторону ярмарки. Ясно дело, разыскивай теперь Парашку с Катькой.

Нелли вновь нырнула в пеструю толпу.

— А я самого настоящего царя зверей видала! — восхищенно выдохнула запыхавшаяся Параша, подлетая к ней. В кулаке подруги был зажат малиновый сахарный петух на лучинке, позабытый за лицезреньем льва. — Ох и грива-то у него! Вроде воротника, не как у прочих! А клыки-то, клыки! Пойдем еще глядеть!

— Недосуг, собираться пора, — отрезала Нелли. — Скоро Гамаюнову увидим, коли я верно поняла.

— Не шутишь? — Параша испуганно огляделась по сторонам, но увидала, понятно, не Гамаюнову, а только удиравшего чернокудрого мальчишку, выхватившего ее леденец.

— Ах ты, анчутка! — рассердилась Параша. — Небось цыганенок. Где ярмарка, там и цыганы.

— Катька небось за ними увязалась. Не знаешь, куда?

— В шатерку к гадалке, — Параша показала на сооруженье из до невероятия грязных ковров, растянутых на жердях. Оттуда как раз выбиралась молодка из мещанок, раскрасневшаяся не хуже собственной нарядной кофты из блестящего нестираного сатина. Верно, разговор с ворожеей изрядно ее смутил.

— Ты за ней сходи, что ли, — Нелли наморщила нос. — В меня небось старуха вцепится, не оторвешь — известно, барин даст больше девки.

— Ишь умный барин, сам-то год назад цыганов впервой увидал! — Катя выскользнула не из палатки, а с бакалейного ряду. Черные кудри ее вились вовсе бешено, ниспадая на плечи, обтянутые серым суконцем сюртучка, а глаза весело посверкивали.

— После будем лясы-то точить, Платошка, — ответила Нелли нетерпеливо. — Пора ворочаться, такие тут дела пошли. Помнишь Ивелина Алешу, что с Филиппом мы впервой в кабаке встретили? Здесь он, а уж какая с ним штука приключилась…

Дорога до гостиницы была явственно короче рассказа, и подруги присели на скамеечку под большим ясенем. Нелли рассказала услышанное от простака Ивелина, обрисовала и происшедшую с ним печальную перемену в наружности.

— К отцу Модесту Филипп его потащил, — закончила она. — Наврал при том, что тот помещик из Камска, стало быть, фамилью другую сочинит. Не бывает, чай, Преображенских помещиков.

— Вот удача-то! — Катя, весь рассказ рисовавшая прутиком завитушки в придорожной пыли, подняла глаза. — Помнишь про барыню Трясовицу, а, Парашка? Теперь ясно, чего ей Венедиктов-то дозволил делать, чтоб молодеть!