Книга Гана - Алена Морнштайнова

крестик.

Так Гана Гелерова узнала, что Роза, Карел и двое их детей умерли. Когда сотрудница вернулась, Гана все еще сидела за столом и смотрела на имя сестры, напечатанное на пишущей машинке. Глаза у нее были сухими, в голове пустота. До нее не доносилось ни звука, только глубоко в груди зарождался ледяной холод, который начал разливаться по всему телу. Гана встала.

— Тут еще такое дело с похоронами, — сказала сотрудница. — Их похоронили за счет городского бюджета, так как было непонятно, когда… если… Но если находится живой родственник… — она смущенно откашлялась. — Такой закон, понимаете? Нужно возместить расходы.

Она пододвинула к Гане конверт.

Гана на нее даже не взглянула, оставила конверт на столе и повернулась к двери.

— Тогда мы вам пошлем почтой, — крикнула сотрудница ей вслед.

Гана закрыла за собой дверь. Обо мне, своей единственной родственнице, она даже не спросила.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Май 1954

Ярослав Горачек решил стать военным, когда ему исполнилось четыре года. Он точно помнил, как сидел у отца на плечах и с высоты, которой могли только позавидовать толпы собравшихся у площади людей, смотрел на военный парад в честь первой годовщины образования независимой Чехословакии. Ровные ряды и слаженно мелькающие ноги военных настолько поразили его воображение, что он маршировал всю дорогу домой, маршировал теперь всегда, когда ходил с мамой за покупками, и, несмотря на протесты родителей, маршировал даже по воскресеньям в церкви. Когда я еще жила у Гораче-ков, дядя Ярек, если был в хорошем настроении, за ужином иногда со смехом рассказывал, как звонко разносился топот маленьких ног под каменными сводами храма.

— Но потом папа сказал, что статуя Девы Марии нахмурилась из-за моего топота. С тех пор я перестал маршировать в церкви, но теперь меня туда было не затащить. Так я стал атеистом.

Я не знала, что значит атеист, и решила, что это какое-то военное звание, ведь дядя Ярек в конце концов и правда стал военным. Хотя сначала выучился у своего дяди на мясника.

Если задуматься, довольно подходящая подготовка для военного. Когда у Горачеков на обед было мясо, он всегда его разделывал. Брал нож — самый большой, который находил в ящике, — и мне приходилось отворачиваться, потому что у меня в голове обе его профессии перемешались и перед глазами возникали странные образы.

— Потом я пошел в армию, да так там и остался. Потому что армия заботится о своих.

Когда он произносил эти слова, все уже понимали, что следующий пассаж будет предназначен Густе, и смотрели на него. А Густа всегда делал вид, будто его вообще здесь нет. Он весь съеживался, уходил в себя, и взгляд становился отрешенным, как у тети Ганы.

— Армия дает человеку дисциплину и становится для него второй семьей.

Дядя Ярек горячился все сильнее, а Густа исчезал на глазах в ожидании предсказуемого финала.

— Я не мог учиться в военном училище, Густав. Но ты-то точно станешь офицером.

Он хлопал сына по плечу, нисколько не смущаясь отсутствием в нем энтузиазма к этим планам. Видимо, отец надеялся однажды сломить Густу, вдалбливая ему каждый вечер свои мечты, ведь и вода годами камень точит.

У тети Иваны к армии было несколько иное отношение, я уверена, что она тоже была не в восторге от идеи, чтобы Густа стал военным. Просто не хотела спорить с мужем и в сотый раз выслушивать, как они обязаны армии всем, что у них есть.

Кажется, тетя Ивана была единственным человеком — по крайней мере из тех, кого я знала, — кому война принесла что-то хорошее. Поскольку дядя Ярек в армии Первой республики был сержантом, а им нельзя было жениться без разрешения армии. Дядя Ярек не мог бы получитьэто разрешение, поскольку у его избранницы было слишком скромное приданое. Когда республику оккупировали немцы, Горачек ушел из армии и устроился работать у своего дяди мясником. Женитьба мясников никого не волновала, так что он наконец смог взять в жены Ивану и сделать ее пани Горачковой. После войны мясник Горачек опять превратился в старшего сержанта Горачека, но времена уже изменились, к тому же он уже был женат, так что армия вскоре выделила им квартиру на втором этаже буржуазной виллы, и теперь на военных парадах дядя Ярек снова маршировал в ногу с товарищами.

В чем, собственно, заключалась его служба, я не представляю, зато точно знаю, что он сделал в тот день, когда выяснилось, что его отпрыски собирались сбросить меня с лестницы. Он нацепил фуражку и потопал в сторону центральной площади. Перед домом тети Ганы он замялся, прикидывая, правильно ли собирается поступить, но потом решительно взбежал по лестнице. Наверняка перешагивая через две ступеньки, ведь он так гордился своей физической формой и укреплял ее при каждом удобном случае.

Ярослав Горачек позвонил в дверь. Ноль реакции: тетя Гана никогда не принимала гостей, поэтому решила, что кто-то ошибся адресом, и даже не удосужилась открыть. Он позвонил во второй раз и наконец услышал в квартире слабые шорохи. Тетя Гана очнулась из полузабытья, отодвинула стул и пошла к двери. На секунду у нее мелькнула мысль, что это ее сестра Роза, но потом тетя вспомнила, что Роза умерла и больше никогда не придет. В отличие от меня, тетя Гана была слишком благоразумна, чтобы надеяться, что произошла какая-то ошибка, поэтому особо не спешила.

Ярослав Горачек был когда-то знаком с тетей, и до него доходили слухи, какая она стала чудачка, но все равно пришел в ужас от открывшей ему дверь фигуры в черном.

После смерти моей мамы Розы Гана выходила из дома уже только за хлебом. Ничего другого она не покупала. Целыми днями она просиживала за столом, иногда отщипывала корочку хлеба и совала в рот. Она всегда была худой, правда, за месяцы, проведенные в больнице, немного поправилась. Но к тому времени она уже снова сбросила набранные килограммы, черная одежда на ней висела, щеки