Книга Сказание о Старом Урале - Павел Северный

– Сейчас. Родничок тут под боком.

Мальчик приподнялся, отпил ледяной воды из оловянной кружки.

– Сохатый-то пошто смолк, дедушка?

– Засосало его в топи.

– Значит, не вызволил его господь?

– Из такого клятого места и господу нелегко живую тварь вызволить.

Из-за вывороченных корней показалась голова рыжебородого мужика в драной шапке.

– Ох и ласковый у вас огонек! Как тебе, Петюшка, можется? Дивился я утрось, как ты плети переносил. Сдюжил!

Мужик подошел к костру, огляделся воспаленным взглядом, снял шапку, стал объяснять, зачем явился к чужому костру:

– К нашей стороне гарь наносит. Душит меня кашлем хуже дыма и глаза до слез грызет. Земля в трясине горит. Оттого дух непереносимый.

Кронид кивнул.

– Торфяники горят. Сухота ноне. Слава богу, леса притухли, однако земляной огонь страшнее. Сам-то чей? Как величать?

– Макарычем зовут. С Чусовой пригнали. Люди сказывали, седни приказчику осьмнадцать душ открылось.

Углежог перебил презрительно:

– То слабожильные.

– Утром и я, кажись, откроюсь. Мочи нет боле.

– Да ты что? – удивленно спросил Кронид. – Дуреешь?

Как бы оправдываясь, Макарыч добавил со вздохом:

– Шесть разиков под плетями лежал. Хватит!

– Гляди-кось, шесть приступов вытерпел, а теперь открыться решил?

Углежог обозленно плюнул.

– Открывайся, дырявая душа! Небось Демидов к прежнему барину на руках тебя отнесет. Здеся как Сидорову козу драли, а там за убег еще почище отмолотят. Хлипкой народ пошел.

– Обещают не отсылать. А здеся под плетями все одно смерть.

– Ты мне лучше, браток, скажи, с чего это Демидову наши сознания понадобились?

– Блажит на старости. Подыхать ему скоро, вот и решил в поминальник наши имена записать.

Из четверки лежавших на пригорке поднялся молодой парень, перепачканный копотью и сажей, без рубахи, с грудью, исцарапанной до крови, и сказал:

– Другая тому причина. Розыск царица супротив невьянского хозяина подняла. Наши бары ее на это науськали. Захотелось им за нас деньги получить.

– С Демидова-то? Скажешь тоже!

– Истинную правду говорю.

– От кого дознался?

– У нас в Шайтанке весь народ про то знает.

– Коли так, почему не откроешься?

– Потому, не дурак. Не желаю, чтобы барину за меня еще деньги заплатили.

– Не мути нас присказками. Коли ведомо тебе такое – помалкивай в тряпицу. А то услышит кто из катов, всех нас за тебя закопают раньше Еремени, – забеспокоился Макарыч.

– Трус ты! В самый раз тебе только признаваться да и товарищей заодно выдать.

– На такое не шел и не пойду. Пошто обидное слово молвил?

– Все одно трус. Мне на все плевать. Я и самому Демидову скажу, что ему от розыска все одно не уйти.

– Погодите! Слушайте, братаны, в топи кто-то кашлянул!

– Блазнится тебе, Кронид.

Но все ясно услышали, как в тишине зловещих зыбунов кто-то кашлял.

– Живая душа ходит! – прошептал углежог. – Кому бы это по трясине шастать? Блазнится всем нам.

Кашель повторился ближе. Людей у костра охватила оторопь, когда зашевелились ветки ближних кустов. Из тумана вышел человек. Озираясь, приблизился к костру.

– Мир вам, люди добрые. Стало быть, у теплинки греетесь? Давненько я из лесу ваш огонек приметил. Невдомек было, кто в глухомани эдакой его палит. Хотел сторонкой обойти, да еле ноги вызволил. Болота тут.

– А ты, человече, хоть знаешь, где шел и куда пришел? – спросил пришельца пораженный углежог.

– Как не знать! Лесами и болотами шел.

– По трясине ты пришел, где ни зверю, ни человеку пути нет.

– Свят, свят, свят! Чего ты сказал: по трясине? Что-то не видал ее. Все время лесом шел. Он на трясине не растет.

– Топями, говорят тебе, ты пришел.

– Шуткуешь? Да разве по топям пройдешь?

– Значит, пройдешь, коли до нас добрался!

– Будет пугать-то! Лучше сказывайте, мужики, чего тут робите?

– Демидовские мы. На дознатие согнаны. Плети по нашим хребтам пробуют.

– Чудеса! Вас плетями хлещут, а вы сидите? Чать, цепей на вас нет. Пошто не убегаете?

– Куда по трясинам убежишь? Нас сюда по тропке пригнали с повязанными очами. Вот и сидим.

Пришелец недоверчиво огляделся, зябко тер руки.

– От ваших сказов в холодок кинуло. Дозвольте обогреться.

– Что ж, погрейся.

Пришелец сел, протянул руки к огню. Теперь люди хорошенько разглядели его. Ростом низенький. Лицо в морщинках. В хилой бородке все волоски можно пересчитать. Треух надвинут по самые брови. Подол рыжего зипуна весь в бахроме. Только глаза лучистые и живые. Поблескивают там искорки душевной доброты, и не боятся они того, что видят перед собой.

– Откелева шествуешь? – спросил углежог.

– Про то покамест толковать рановато. У всякого здешнего дорожка издалека.

– И то. Знамо дело, издалека, коли на Ялупан лесами по доброй воле пришел и душу живу сберег! – В тоне углежога звучала насмешка. Видимо, он заподозрил какую-то хозяйскую хитрость, может, новый прием допроса...

Но пришелец подскочил как ужаленный.

– Стало быть, я на Ялупан вышел?

– Знамо дело.

– Спаси господи! Говорили мне про него! Худое сказывали!

Взгляды всех становились все менее дружелюбными. Углежог прямо спросил пришельца:

– Ты лучше, тухлая душа в лаптях, сказывай, зачем сюда притопал. По тайной тропе, паскуда, шел? Подлость в тебе небось приказчикова?

– Какого приказчика?

– Демидовского. Шанежкой кличут.

– Не слыхивал про такого.

– Не слыхивал, старый мухомор? Небось сам приказчик тебя и подослал к нам, чтобы ты чудотворцем прикинулся да правду про нас выпытал. Смотри, пришибем тебя, Иуду, так и греха на душе не будет!

Пришелец боязливо попятился.

– Экий ты злой! Грех какой на человека возвел. На Катерининск путь держу. Дороги не знаю, вот и иду прямиком.

– Будет завирать! Сказывают тебе, что по трясинам нет пути для человека. Стало быть, ты подлюга хозяйская. – Углежог схватил пришельца за ворот. – Сказывай, кто подослал? Душу одним разом вытрясу.

Пришелец с силой отшиб руку углежога.