Книга Сказание о Старом Урале - Павел Северный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты это брось! Не гляди, что с виду лядащий. От сохи в моих руках силенка есть. Не балуй!
– Не трожь человека, – сурово сказал углежогу Кронид.
Пришелец вновь подсел к костру.
– Вот она, нонешняя жизнь человечья. Все друг на друга зубы скалим. Бары нас за ворот хватают, а от тех и свояки не отстают. Злобимся, ибо правды на земле отыскать не можем. Бог ее от нас далеко сокрыл. Ему господа пудовые свечи теплят, может, потому он наших копеечных и не примечает. Нет для нас правды на земле, утопла в синем окияне-море. Паренек-то небось внучонком тебе приходится?
– Угадал.
– Эк как его окровянили! Небось того же приказчика работа?
– Угадал.
– А отчего малец-то здеся? На что он приказчику надобен?
– Со мной пришел.
– Ишь ты! Не отпустил деда на муки одного? Ты, стало быть, тяжесть спора с хозяином и на его плечи наклал? На пытку пошел и парнишку прихватил?
– Жили вместях и помрем такоже.
– А пошто мальцу помирать? Он, поди, еще и в лаптях по земле не хаживал. Ты его лучше отпусти.
– Куда?
– На вольную волюшку.
– Да понимай, человек, что отселева нельзя уйти, коли хозяева не отпустят. Тебя поутру самого начнут плетями выпытывать, как сюда объявился.
– Пустое плетешь. До утра и след мой простынет. Сейчас он на росе знаток, а взойдет солнышко – и не станет памяти о моей гостьбе у вас.
– Да как же ты пойдешь трясинами?
– Да так и пойду, как шел, только в другую сторону. – Кронид в испуге перекрестился. – Зря крестишься! Нечистая сила мне не помогает. Только сам рассуди: уж ежели топи сюда допустили, значит, и отсюда путь не заказан.
– И вправду перед утром уйдешь?
– Обязательно. Передохну малость и опять в путь-дороженьку.
Пришелец зевнул и быстрым кошачьим движением свернулся в комок у огонька.
Потекли минуты.
Пришелец мирно спал у чужого костра. Люди у огня не сводили с него глаз, погруженные в свои раздумья. Паренек прижался к коленям деда. Всех охватило глубокое волнение. Ведь приход этого странника граничил с чудом и наводил на мысли, прежде просто недоступные воображению.
Проснулся гость внезапно и сразу сел. Отряхнулся, как утенок, выскочивший из воды, размял затекшие члены.
– Вот и поспал малость в тепле. Спасибо вам за приют и за то, что не шепнули про меня истязателям вашим. Озадачил, выходит, я вас своим приходом? Неужто самим уйти неохота?
– Охоте как не быть, да одной охоты мало. Сперва путь по топям распознать надо.
– Напрямик тоже нехудо.
– Неужли в самом деле просто напрямик пойдешь?
– Сейчас и пойду.
– Погляжу! – с прежней недоверчивостью сказал углежог.
– Гляди, гляди! Копеечку за то просить не стану. Погляжу на вас и чую, что веру вы в себя от барских окриков утеряли.
– Мудрено языком крутишь. Тебя, поди, вера твоя и по воде проведет?
– А то нет! Сам слышал, как ноги мои по водице шлепали.
Углежог от злости снова плюнул:
– От меня не скроешь, что подослан Шанежкой.
– Шибко тебя приказчики озлили. А ты о них меньше думай. Не в их руках сила над нашим житьем. Ну, прощайте, что ли!
Пришелец поклонился каждому особо и уже шагнул, но, остановившись, обернулся:
– Отпусти, дед, своего мальца со мной.
Кронид погладил внука по головке:
– Пойдешь, Петенька?
– Коли и ты с нами – пойду! Ты деда возьмешь, добрый человек?
– Мне все одно. Втроем пойдем, а то, коли желаете, могу всю ватагу повести.
– Трясина, человек! – с отчаянием вымолвил Кронид.
– Упрямый ты! Слыхал я уж про эту трясину. Да ведь и она тоже – всего лишь земля с водой.
– Ладно! Бери мальца. Ступай с дяденькой, Петя.
– Не пойду без тебя.
– Не ослушайся дедова наказа. Ступай, говорю!
– Погоди, Кронид, – вмешался Макарыч. – Пошто парнишку на погибель отсылаешь? Какой такой силой пришлый человек его от топей спасет?
– Есть у меня сила такая, братаны. Вера в себя. В топи, говорите, на смерть с пареньком идем? А здесь вас чего ожидает?
– Уходи! Бери мальчонку и ступай. Не терзай нам души.
Мальчик пошел рядом с пришельцем, делал мелкие шажки, вытирал кулаком слезы. До другого края болота их провожали все, кто ночевал у костра. Ватага пересекла остров: впереди – гость с мальчиком, позади – провожатые. Миновали чужие костры, землянки, кучки спящих. Подошли к кромке острова. Там опять кустарники и трясины.
– Прощайте, православные, – тихо сказал пришелец.
– Погоди! С вами решил, – не выдержал Кронид. Но первый шаг по топкой жиже сразу охладил решимость старика. Он остановился. – Нет во мне воли на это. Прощайте!
Пришелец потянул мальчика за руку, и кустарник, зашелестев, скрыл их из глаз. Оставшиеся ждали, что вот-вот послышатся возгласы: «Тонем! Спасайте!» Но люди вместо них услышали негромкое пение. Это пришелец затянул песенку.
Молодой парень с исцарапанной грудью упал на землю и зарыдал в голос:
– Мертвые мы с вами, братаны! Мертвые заживо, коли в чудо жизни поверить не можем! Поет тот человек. Слышите? Поет в топях. С песней по ней идет. Вон и Петюшка ему подпевать стал. Слышите? Вера в себя их ведет. А мы?
– Не выйти им из топей, парень! Не тужи. Кронид на верную смерть внука послал, – мрачно сказал углежог.
Старик плакал. Уже светало, и над болотами растворялась и таяла туманная мглистость. Оттуда, из этого тумана, еще доносились два человеческих голоса, мужской и детский. Но пение смолкло.
– Молчат! Слышите? Молчат! Сейчас закричат, – выкрикивал в исступлении углежог.
Но в тумане опять, словно в ответ на его выкрики, стало слышно пение ушедших...
По Каменному поясу снова разгуливала осень, разряженная в цветные сарафаны.
По горным заводам пошла молва, что Акинфий Демидов в этот раз не смог откупиться от розыска: послан, мол, императрицей в демидовские вотчины высокий следователь, сенатор князь Вяземский, чтобы дознаться до правды о тайных делах и беззакониях, на коих держится могущество заводчиков.
Однако эти слухи не пробуждали ни особенной радости, ни светлых чаяний в народе. Он знал: хрен редьки не слаще. Откроют следователи правду или не откроют, свалят они Демидова или не свалят, все равно хомут каторжного труда с народа не снимут. Не радовались вестям и уральские заводчики. Демидова они знали, а кому достанутся его богатства в случае падения этой уральской династии, – того не знали. Времена были темные, и ждать хорошего нового соседа не приходилось: могли прийти на Урал вместо Демидовых новые Шемберги...