Книга Правитель империи - Олесь Бенюх

— А чтобы тебе легче было думать-кумекать, — переведя слова Кирилла Раджану, сказал Виктор, — я тебе задам такой наводящий вопрос: может ли быть по-настоящему нравственно здоров и счастлив человек, если рядом с ним столько страданий, лишений и невзгод? Может ли он сладко пить и сытно есть, когда по соседству с ним люди вынуждены класть зубы на полку? Хочу повторить мысль Кирилла: здесь есть над чем подумать.

Здание гостиницы, в которой находилось общежитие советских строителей, возникло внезапно. Скрытое небольшим холмом, оно взметнулось вдруг ввысь всеми своими пятнадцатью этажами, гостеприимно засверкало широкими окнами.

«Каким блаженством может быть обыкновенный душ, даже не прохладный, даже тепловатый, — думал Виктор, растирая тело намыленной губкой. — А три-четыре года назад!.. Палатки, бездорожье, звери и змеи. Ни нормального питания, ни света. А теперь вот — комфорт в нескольких минутах езды от каменного века, от этих нищих деревушек…»

Закутавшись в голубую махровую простыню, он подошел к окну. темнело. Кондиционер гудел монотонно, устойчиво. Далеко-далеко, где-то за Священной рекой, едва затеплились разрозненные огоньки.

«Что там горит: лучина, свеча, факел? Какой светильник минувших веков, канувших в Лету тысячелетий? Боже мой, как тяжко вытащить человека из топких столетий предыстории в сегодняшний день!.. Тяга к земле пересиливает разум, страх оказывается сильнее любопытства. Тяга к земле… Откуда она в человеке? Сколько еще пройдет времени, прежде чем отомрут собственнические инстинкты, границы и межи? Говорят, где-то совсем рядом, за Священной рекой на скале стоит один из древних храмов Индии. Индийцы убеждены, что там наверняка найдешь ключ к решению всех проблем, бальзам от всех недугов, заклинание от всех проклятий. Ой ли…»

Час спустя Виктор, Раджан и Кирилл встретились, как и договорились, в фойе первого этажа.

— Ну что, заглянем к Голдину? — предложил Кирилл. Он раскраснелся, глаза блестели. Бледно-лимонная рубашка — безрукавка с открытым воротом, отлично отглаженные белые брюки, легкие светло-серые ботинки — все это молодило его.

В этот момент к Кириллу подошел дежурный по гостинице, почтительно сказал:

— Вас мужчина с девушкой спрашивают.

— Кто бы это мог быть? — удивился Кирилл.

— Понятия не имею, — ответил дежурный. — Индийцы.

— Гм… ну что ж, — Кирилл помедлил, махнул рукой, — зови!

Через минуту дежурный подвел к Кириллу посетителей. Мужчине было лет сорок. Плотный крепыш с бритой наголо головой, в белых шароварах и белой же рубахе навыпуск. В руках он держал белую шапочку. Девушка, несмотря на просторно спадавшие широкие складки белого с золотом сари, казалась маленькой и хрупкой.

— Ахмад! — радостно воскликнул Кирилл. — Что случилось? Почему такой нарядный? И кто девушка?

Последовал двойной перевод — Виктор говорил Раджану по-английски, а тот переводил Ахмаду на хинди. Начал говорить Ахмад — все повторилось, но в обратном порядке.

— Вчера меня заводская комиссия признала рабочим высшей квалификации, слава богам!

— Конечно! И мы отметим это событие всей бригадой. Устроим чай царский.

— Но закон моих предков велит мне особо отблагодарить благодетеля. Ты, господин Кирилл, мой высший благодетель. Ты научил меня работать, спас от голодной смерти всю мою семью.

— Ахмад, как тебе не стыдно? Ты сам всему научился, сам стал кузнецом своего счастья. Я только чуть-чуть помог. Не стоит об этом вспоминать!

— Великий Созидатель запрещает мне забывать сделанное другими добро. Ибо как же тогда станешь отличать добро от зла?

— Ну, ладно, ладно… Что ты хочешь-то?

— У меня нет денег купить тебе дорогой подарок. Но у меня есть красавица-дочь. Ты здесь сейчас одинок. твоя семья далеко. тебе неуютно, тоскливо. Я решил так — пока не приедет твоя жена, пусть моя дочь будет с тобой. она будет служить тебе, подчиняться тебе во всем. Она будет твоей покорной рабой. И она будет счастлива — верно ли я говорю, Буйя?

Девушка испуганно улыбнулась, поклонилась Кириллу.

— Ахмад! Как ты только мог такое придумать!

— Моя Буйя тебе не нравится? О, добрые боги, зачем я дожил до этого дня?

— Твоя дочь завидная невеста. У нее счастье впереди, любовь впереди. А ты вон что! Лучшая мне награда видеть, как трудовой человек спину распрямляет.

— Тебе не нравится моя дочь!.. Горе мне, что же я могу поделать? Больше у меня ничего нет. Не позорь меня.

— Встань сей же момент! Мне нравится твоя дочь, Ахмад. Очень нравится. Пусть она будет и мне дочерью. Пусть приезжает ко мне на Украину, будет сестрой моим детям.

— Не хочешь — не надо. Я тебе год половину своей зарплаты отдавать буду.

— Ахмад, дружище! Успокойся, совсем ничего мне от тебя не надо. Я знаю, тебе стало лучше жить на этом свете — и мне хорошо.

— Горе мне! Дочь не хочешь, деньги не хочешь.

Ахмад ушел, сгорбившись и бормоча себе что-то под нос. За ним последовала Буйя, закрыв лицо концом сари.

— Если у всех рабочих вашей бригады есть дочери-красавицы, можно открывать гарем, — нарушил, наконец, молчание Раджан. Он улыбался, но улыбка была грустной.

— Грешно смеяться над горем! — со вздохом сказал Кирилл.

— Я не смеюсь над горем, — возразил Раджан. — Моя улыбка рождена горем. Горем бессилия…

— Сейчас самое время набирать вам силу, — горячо вмешался в разговор Виктор. — Именно сейчас.

— Если бы вы только знали, как тяжко, как невероятно тяжко набирать эту силу, — негромко сказал Раджан. — Сколько препятствий, сколько противодействий, сколько враждебных сил!..

Голдин жил на втором этаже. Они быстро поднялись по центральной лестнице и пошли по длинному коридору. по путавшимся под ногами детишкам, по обрывкам фраз, долетавшим из-за неплотно прикрытых кое-где дверей, по доносившимся оттуда устойчивым запахам кушаний чувствовалось, что люди обосновались здесь надолго. И, хотя условия для жизни у них были, пожалуй, далеки от идеальных, повсюду слышались смех, громкие веселые голоса.

— Эх, хлопцы, — говорил Кирилл, бросая веселые взгляды на поспевавших за ним Раджана и Виктора, — а чем нас сейчас главный инженер угощать будет? То-то, не знаете. А я знаю. Его старшая дочь письмо прислала. И он обещал его прочитать. А в письме рассказ про конкурсна наикращую песню в Киеве. О, пришли!

И с этими словами он постучал в дверь комнаты. Тотчас послышался низкий, с хрипотцой голос:

— Милости прошу!

Хозяин сидел на диване, держа в руках небольшой раскрытый томик. Очки он сдвинул на лог и приветливо смотрел на входивших.

— Наши газеты пишут, что русские в Бхилаи работают дни и ночи, чтобы пустить первую очередь завода в срок, — Раджан засмеялся.