Книга Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подведем итог испанцем Лопе де Вега: «Половиной своей красоты женщины обязаны портнихам».
И наконец, окончательно завершим русским Львом Толстым.
Хотя так просто завершить не удастся. Классик в этом вопросе был совершенно неостановим и крайне гневен: «Отчего азартная игра запрещена, а женщины в чувственных нарядах не запрещены? Они опаснее в тысячу раз! Всякая разодетая женщина представляет опасность для общества. Когда я вижу разодетую женщину, я хочу закричать: городовой!»
Ну, не будем идти на крайности полицейских репрессий.
Однако что-то же с этим все-таки делать надо. Хотя — бесполезно.
Как ни странно, но разницу в подходе мужчины и женщины к этой проблеме весьма точно выразила именно женщина — француженка Мадлен де Пюизье: «Мужчина, которому предстоит сделать какой-нибудь решительный шаг, думает: «Что я скажу?», а женщина: «Как я оденусь?»
Для мужчины одежда — это всего лишь подручное средство, чтобы укрыться от холода или обнажиться в жару.
Для женщины одежда — предмет постоянных раздумий, забот, усилий, поиска, выбора, покупок, а главное, непрерывной смены-перемены.
По наблюдениям американских психологов, женщина переодевается для того, чтобы пойти в магазин, вынести мусор, развесить белье, посидеть у телевизора, спуститься за почтой, сходить за солью к соседке… В то время как мужчина переодевается лишь на свадьбы и похороны.
Причем это — американский мужчина.
А наш — ну, разве что на свадьбу, а на похороны вряд ли переоденется.
Поразительно, что женщина помнит всю свою одежду — каждую тряпку.
Мало того, она еще и четко помнит, что когда и куда надевала.
Всем известны бесхитростные вирши на обороте девичьей фотографии:
Видишь, Вася я снялася
В этом платье голубом.
Но не в том, что отдалась я,
А в совсем-совсем другом.
При этом ладно бы — помнит себе и помнит.
Но нет, женщина еще и терроризирует мужчину: «Ты помнишь розовую кофточку, в которой я была на свадьбе Жанны?.. Помнишь открытый свитерок, который я надевала на премьеру Упырьева?.. Неужели ты не помнишь атласные брючки, в которых я пришла на наше третье свидание?..»
Ну, не помним мы, не помним! Ни кофточку, ни свитерок, ни брючки.
Скажу больше: мы даже не помним ни Жанну, ни Упырьева с его премьерой.
И еще страшнее: мы с трудом припоминаем третье свидание.
Не говоря уже о первом.
А самое не укладывающееся в голове мужчины — это нытье женщины, что ей надоела старая юбка или блузка. И хотя она твердит об этом вечно, оно у него все равно не укладывается.
С разумной точки зрения мужчины, все как раз — наоборот. Старые, добрые привычные джинсы или свитер так славно умялись соответственно очертаниям его фигуры, так свободно растянулись, не стесняя его движения, так спокойно обвисли и слегка продырявились, создавая легкую вентиляцию тела.
Опять же, казалось бы, ладно — пусть два взгляда на один и тот же вопрос. Ей надоедает одежда, ему не надоедает.
Но нет, женщина никаких двух взглядов допустить не может, она признает лишь один взгляд — свой.
И потому идет бесконечная война.
Женщина прячет, выбрасывает, сжигает старую одежду мужчины.
А мужчина ищет, находит, восстанавливает из пепла и вновь надевает любимые обноски.
Мужчина обретает душевный покой.
Женщина — на грани нервного срыва.
И я не знаю, как успокоить женщину, как ей объяснить, что одежда это — тьфу, ерунда, бытовая необходимость, всего лишь оболочка, не более.
Может быть, женщине польстит такая виртуозно-куртуазная формулировка немецкого романтика Иоганна Пауля Фридриха Рихтера: «Одежда есть оружие красоты, которая слагает ее после сражения, как воин перед своим победителем».
А может, женщину вразумит то же самое, но сказанное короче и проще толковым французом Жаном Кокто: «Каждая юбка надевается лишь для того, чтобы быть снятой».
ЖЕНЩИНА И КОКЕТСТВО
Если и есть в женщине что-то данное ей от природы в момент появления на белый свет и неистребимое за все годы, что женщина на белом свете находится, так это — кокетство.
Кокетству никто женщину не учит.
Но уже самые малые девчонки так умеют закатывать глазки, надувать губки и сводить бровки, что ставят в тупик своих столь же малых ровесников противоположного пола.
При этом, как в детстве, так и далее по жизни, женщине вовсе не требуется принимать осознанное решение:
мол, вот сейчас я с ним пококетничаю… Нет, кокетство женщины — действие бессознательное, функция автоматическая.
А главное, как утверждал Жан де Ларюйер: «Кокетка до последнего своего вздоха уверена, что она хороша собой и нравится мужчинам».
Но ошибочно полагать, будто женщина кокетничает лишь с теми мужчинами, которые ей по сердцу и которых она желает заманить в свои сети.
Ничего подобного. Женщина кокетничает напропалую со всеми.
Даже когда предмет ее вовсе не интересует, она все равно не силах удержаться. Да и не прикладывает никаких сил для удержания.
То есть можно сформулировать следующее: кокетство женщины это неодолимое и неукротимое желание и стремление всем нравиться, но без потребности и возможности всех любить.
А вот когда доходит до любви, до мужчины, который интересует женщину всерьез, тогда она не тратит свои чары по-пустому, а подходит к делу гораздо толковее, пуская в ход более тяжелую артиллерию, чем легкое кокетство.
Француз Фредерик Сулье заметил: «В ответ на любовь добродетельная женщина говорит — нет, страстная — да, капризная — и да, и нет, кокетливая — ни да, ни нет».
Вот это вот дурацкое «ни да, ни нет» доводит нормального мужика до бешенства!
Поэтому многие мужчины сурово осуждают кокетство.
К примеру, другой француз — Поль Массон так заклеймил это свойство женщины: «Красота — ключ к сердцам, кокетство — отмычка».
А россиянин Виктор Авсеенко со свойственным россиянам максимализмом заклеймил еще круче: «Кокетство — это кража чужого чувства с помощью надетой маски, это нравственное шулерство».
Лично я далеко не столь суров и максимален.
На мой взгляд, кокетство — это только легкая проба пера, оттачивание женского оружия, своего рода смотр войск в ожидании более ответственных и, не исключено, кровопролитных битв.
У бывалых мужчин есть схожая привычка — чистить коней, сушить порох и вострить сабли, чтобы решительное сражение не застало врасплох.
И как всегда, справедливости ради, я не могу оставить слабых женщин на осуждение прокурорам-мужчинам.
Я призываю в качестве адвоката женщину. Не просто женщину, а королеву.
Румынскую королеву Елизавету, которая была еще и писательницей
