Книга Панджшер навсегда - Юрий Мещеряков

– Внизу будем вскрывать. Кому положено, тот и вскроет. На экспертизу отправим.

Литвинов изменился, с него, за ненужностью, быстро сползла маска добродушия и дружелюбия. Почувствовав добычу, свежую кровь, он, как гончая, шел по следу, по траншее, заглядывал во все щели, закоулки с азартной охотничьей задачей: найти. Найти во что бы то ни стало любые нарушения. Как же он вернется в полк с пустыми руками, как доложит командиру? Сегодня упустишь скромный шанс, а завтра Мордасов всю карьеру в унитаз спустит.

– Мамонтов, документацию поста проверил?

– Да, товарищ майор, все нормально. Журнал наблюдений ведется, журнал боевых действий ведется, схема опорного пункта, карточки огня есть, все в порядке.

– Савельев. Оружие, боеприпасы, связь?

– Оружие все в наличии, вычищено. Боеприпасы хранятся правильно. Радиостанция в порядке, запасные батареи есть, с соседними постами, двадцать вторым и двадцать шестым, проводная связь в рабочем состоянии.

– Ремизов, а что это за банки разбросаны за бруствером?

– Это тоже подарок от первого батальона.

– Чуть что, так сразу первый батальон.

– Вы посмотрите, они же ржавые, они несколько месяцев здесь лежат.

– А почему не убрали?

– Там же минное поле! – Ремизов от удивления широко раскрыл глаза. Ни от одной комиссии он никогда не ждал поощрений, но почему так ведет себя Литвинов? Разве он не видит торчащих среди камней заградительных мин? Лучше уж получить нагоняй за ржавеющий мусор, чем погубить солдата.

Замполит полка помолчал, вникая в обстановку, но вдруг его взгляд на чем-то сфокусировался.

– А это что еще? – Он рассматривал большую, местами проржавевшую, металлическую коробку-контейнер, лежавшую там же, на минном поле, между рядами заграждений. – Мамонтов, посмотри, ее можно достать?

Когда Мамонтов все-таки принес коробку, оказалось, что она в свое время служила самогонным аппаратом. От такой находки Литвинов присвистнул, он-то искал нарушения в окопах, на огневых позициях. Вот оно, вот чем шестая рота занимается на постах! Во всяком случае, теперь есть что доложить командиру полка.

– Ну что скажешь? Опять первый батальон?

– Нет, я этого не скажу, – наконец-то Ремизов понял, что ссылаться на предшественников нелепо. – Мой личный состав к этой ржавой коробке никакого отношения не имеет, я не знаю, что это такое. Может быть, она когда-то и была самогонным аппаратом, только со мной и с моими людьми это никак не связано.

Охота закончена. Добыча в охотничьей сумке. На лице у замполита, откуда ни возьмись, вдруг появилась слегка растерянная, располагающая улыбка.

– Эх, ты, Ремизов, ничего ты не понимаешь. Кого любим, с того и спрашиваем больше всех. Ну а нам пора.

– А как же обед?

– Какой там обед, через час мы в полку будем, вниз-то быстрее.

Боясь потерять ощущение чистой победы, торжества, Литвинов явно торопился на доклад в полк. Это видели, чувствовали и Савельев, и Мамонтов, они стояли поодаль, заинтересованно рассматривали высокий бруствер и избегали встречаться взглядом с молодым ротным, единственным, кто не понимал происходящего. Их чувство голода медленно отступало перед чувством стыда.

– Пожелания есть? – бодрым голосом спросил замполит полка.

– Да какие пожелания? – Ремизов, удивленный переменой тона, вспоминал все свои проблемы. – «Вертушки» летали бы почаще. Мины при плановой обработке местности, при тренировках расстреливаем почти с колес, создать приличный резерв не получается, вода заканчивается быстро, пора запас дров создавать: зима скоро. И еще двух моих бойцов заберите – в бане помыться.

Они ушли. Подошел Кондрашов, положил руку на плечо.

– Что, достали комиссары? – Он хитро улыбался после своих наблюдений со стороны. – Вот тебе и инженерная подготовка, триста метров окопов! Сто лет им твои окопы не нужны.

– Они нам нужны. У нас свое дело, у них – свое. Ладно, в полку разберутся.

– Ты думаешь? – Кондрашов перестал ерничать и озадаченно посмотрел на своего визави.

* * *

На следующий день с двадцать второго поста по телефону позвонил Черкасов.

– Командир, я поднимусь к тебе? Тут всего один километр, я налегке, быстро. Трех бойцов возьму для сопровождения.

– Поднимайся. С моей стороны обзор хороший, я прикрою, если что.

Все посты шестой роты, от двадцатого, с которого Панджшер видно как на ладони, до заоблачного двадцать шестого располагались на одном хребте, между ними можно спокойно перемещаться по связывающей их тропе, если, конечно, доверяешь себе и своим соседям, если уверен, что ночью служба не проморгала вражеских минеров.

– Рем, привет! – Черкасов обнял командира. – О, да ты бреешься каждый день, похвально. А я плюнул на все, бороду отпускаю. Буду настоящим абреком.

– Сколько мы уже не виделись? Недели две?

– Вспомни, когда ты последний раз в баню ходил, вот и будет срок. А я вчера попарился, Алексеич мои ребра веничком, веничком охаживал… – Тут Черкасов посмотрел на загрустившего Ремизова и замолчал. – Ладно, не буду дразнить. Тебе сейчас в баню нельзя, потерпи еще недельку.

– Ну выкладывай, что там еще стряслось.

– Ничего не стряслось. Я тебе хохму сейчас расскажу. Короче, сегодня утром на построении Помидор самогонный аппарат на голову Филиппову чуть не надел.

– Помидор?

– Ну да, командира полка теперь так зовут. Это надо было видеть. Ходит перед строем, трясет ржавой железкой, из которой змеевик торчит, глаза вылупил, орет на комбата, слюной брызжет, как будто из психушки сбежал: «наркоманы», «алкоголики», «всех на чистую воду выведу». Филиппов стоит ни жив ни мертв, голову наклонил, в землю смотрит, а Помидор как раз эту железку над ним поднял… У меня конвульсии начались, живот от смеха вот-вот лопнет.

От еще свежих воспоминаний Черкасова снова разобрал смех.

– Тут и до тебя добрались. Спрашивает, где самый главный наркоман и алкоголик? Комбат не знает, что ответить. Савельев за тебя вступился, сказал, что ты на посту, что службу организовал согласно уставу. Помидор и на начальника штаба наехал. Какой устав, если он самогонку каждый день хлещет. Ну на того где сядешь, там и слезешь. Короче, повеселились, но тебе все-таки лучше с банькой подождать.

В промежутках между приступами нервного смеха, когда Черкасов переставал улыбаться, на смену фарсу на секунды прорывался совершенно серьезный, ищущий взгляд его серых раскосых глаз, приоткрывая другой слой натуры, но его тут же сметала новая волна прерывистого смеха.

– Я-то подумал, вы тут с Кондратом вдвоем по-тихому самогоночку попиваете, а меня в гости не зовете. А вы, как мишки гималайские, на одном сгущенном молоке. Пардон, гостеприимство изображать не надо, можете не угощать. – Он сразу отклонил предложение попить чайку. – У меня и от чая, и от молока скоро аллергия начнется.