Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

В доме я был старшим ребёнком, и отец возлагал на меня особые надежды, отчего и занимались со мной более, нежели с братьями Петром[45] и Андреем[46]. Впрочем, не только служба показалась не в меру затруднительной для родителя моего, учить меня ему тоже быстро разонравилось. Так что заботу эту он благополучно передоверил сельскому дьячку, при одном воспоминании о котором у меня и сейчас невольно сжимаются кулаки. Так бы и врезал по глупой харе. Истинное чудо, что я тогда у него хоть чему-то смог научиться. Впрочем, я рано заинтересовался математикой. Задавал сам себе сложнейшие примеры, которые решал в уме, исключительно для собственного удовольствия и приятности времяпрепровождения.

Куда больше учила меня родимая матушка, Елизавета Андреевна[47], которая тащила на себе всё хозяйство, сама вела подсчёт всем расходам и завела в доме настолько образцовый порядок, что даже приезжающие в гости к отцу немцы не раз удивлялись, насколько фрау Эльсбет не походит на русских женщин. От матери я приобрёл привычку к ежедневному труду, а также к пунктуальности и аккуратности.

К слову, не раз слышал, как за спиной меня величают редким педантом, мол, застращал всех дисциплиной и распорядком. Но как же без этого? Вот веду я приём у себя в петербургском дворце на углу Литейного и Кирочной, пришёл в кабинет ровно за три минуты, чтобы успеть выслушать отчёт адъютанта о дожидающихся аудиенции просителях. Пока проходил через приёмную, видел собравшихся, приметил несколько знакомых лиц. Всё вроде правильно, всё по плану. Но вот минутная стрелка шагает раз, другой, третий… встаёт на цифру 12. Время начинать приём, а моего адъютанта нет. И что прикажете в таком случае делать? Самому идти двери открывать, самому приглашать? Да ведь разве ж я могу всех, кто там собрался, лично знать? А коли не знаю, как решить, кого первого приглашать? Это адъютант должен и обязан всех расспросить, переписать и затем, согласно Табели о рангах, приглашать. Иной отставной генерал запросто может в штатском заявиться — и конфуз выйдет, если, приглашая пройти в кабинет, это обстоятельство не учтёшь. Не для того уставы писаны, чтобы их нарушать. Иной бахвал начитается аглицких книжонок и мечтает де, когда заступит на моё место или сядет в любое другое начальственное кресло, утвердив в нём свою задницу, так будет вызывать к себе по очереди, кто, когда пришёл. Смешно, да и только, так, полковника он примет позднее, а стало быть, хуже, нежели какого-нибудь отставного заседателя.

Нет уж, Россия просвещённая держава, и такого тут никто не попустит.

Или, скажем, я комиссию назначаю, точное время начало проверки, точное — окончания, затем время на отдых и обед, время на дорогу, и новая проверка. Для чего нужна такая точность? А чтобы не расслаблялись на местах. Иной раз, действительно, приходится опаздывать, отчего чиновники вынуждены ждать, не ведая, когда приедет начальство. Только я этого не люблю и не понимаю начальство, которое себе в угоду когда хотят на службу являются. Если время правильно рассчитать, то обычно ещё и чуть заранее выходит, нужно только, чтобы все подчинённые в назначенное время на своих местах или, где им назначено, находились.

Говорят, мол, я жесток. А что сделаешь, если иные слов не понимают? Один раз скажешь, другой, а на третий назначаешь наказание. Причём замечено, пока подчинённых по головке гладишь, они тебе на спину норовят плюнуть. А чуть покруче зажал, так вроде как и опомнились: «честь имею служить». А всё почему? Из-за привычки от дела отлынивать. По нашему всегдашнему русскому «авось» живут, так и служат, так и помрут, ничегошеньки не успев сделать ни на благо державы, ни ради близких и родных. Зачем сукно на форму для личного состава проверять, всё одно служивому обмундирования надолго не хватает? Не проверяют, за гнильё деньги из казны платят, и немалые ведь деньги. А солдаты потом мёрзнут! Приходится за всем доглядывать, самолично лезть на склады, вытаскивать рулоны материала, метр за метром скрупулёзно проверять… чай, себе-то покупая, всё проверят. А солдату что же? На боже, что нам не гоже! В лицо, разумеется, не смеются, но за глаза… Как иначе можно приучить подчинённых работать? Только на личном примере, на одном складу полотно досмотрел, и где грязь или какую порчу углядел, сразу на вид. Оштрафовал, на гауптвахту определил, на следующем складу, поди, сами поторопятся вперёд комиссии проверить и, коли что, меры принять.

Помню, как-то раз великий князь Павел Петрович пожелал провести смотр гатчинских войск. Время было назначено на полдень. Без пяти минут двенадцать все войска собраны и построены, но Павел Петрович, должно быть, забыл про смотр. Час стоим, полтора, два… по строю ропот идёт. Наконец не выдержал какой-то ротный, ушёл, за ним другой, кругом и в казарму, третий, четвёртый… Остался лишь я и моя батарея. Поворачиваюсь к ребятам и держу такую речь, дословно сейчас уже не помню, давно дело было, но в общих словах так: «Случись война, стояли бы? Держали рубеж?» Они как грянут: «Стояли бы, держали». «Вот и теперь стойте и держите. Без приказу ни шага назад». Стоим, солнце печёт, мимо нас посыльные да мелкие служащие по своим делам, точно мухи, туда-сюда шныряют. Стоим. И вот вдруг открывается дверь, и из левого флигеля выходит сам великий князь в окружении нескольких придворных, обедать собрался. На нас воззрился удивлённо, мол, чего стоим-то?

Тут я осмелел, вперёд вышел и, печатая шаг, раз-два, раз-два, к его императорскому высочеству. А тело-то ноет, а ноги-то от долгого стояния задубели. Ну, дошёл как-то. И рапортую, мол, явились по его приказу. У цесаревича аж слёзы из глаз брызнули. Обнял он меня, потом к солдатам моим пошёл. Смотрел так, словно рублём каждого одаривал. Фамилию мою спросил, запомнил, поблагодарил за службу и с Богом отпустил.

Вот после этого нашего «великого стояния» стал Павел Петрович меня от всех прочих отличать. Когда же милостью Божьей на престол взошёл, сделал меня сначала комендантом Санкт-Петербурга. Придворные потом говорили, что такого коменданта, как я, в жизни никогда не было и опосля не будет, потому как в любое время дня и ночи по первому зову к его величеству являлся. Шутили, де я не моюсь и сплю в одежде и сапогах. Враньё. Много бы я достиг при дворе-то, не мывшись? Из усердия научился в минуту полностью одеваться, специального слугу всегда при себе держал, чтобы помогал. Вышколил его и парикмахера ещё, чтобы только моими были, чтобы никуда не отходили, чтобы в любое время дня и ночи. Сработало.

В день коронации — великий для всей России день 5 апреля 1797 года был я возведён в баронское достоинство и встал в ряды александровских кавалеров. Герб нарисовали, и к нему сам его величество приписал недрогнувшей рукой: «Без лести предан». Проходят две недели, и я получаю новое назначение — генерал-квартирмейстер всей армии. Ещё через два года возведён в графское достоинство. Когда же государь почил в бозе, я продолжил служить новому императору — сыну его, Александру Павловичу. Долгое время оставался начальником всей артиллерии, но потом его величество, видя старания мои, назначил меня на пост военного министра. Впрочем, эта должность оказалась не по мне, и очень скоро, по моей же просьбе, я был назначен генерал-инспектором всей пехоты. Потом…