Книга Уроки любви - Жаклин Уилсон

Я написала три страницы о Шекспире и его времени, а также о вражде Монтекки и Капулетти. Я рассуждала об отличии любовных ухаживаний в елизаветинскую эпоху и в наше время, хотя современные отношения между юношами и девушками я представляла себе довольно смутно. Ромео и Джульетта полюбили друг друга с первого взгляда. Ей было всего четырнадцать, как мне. Я пыталась представить, как бы я вдруг безумно влюбилась и была готова на все, даже убить себя, если меня разлучат с возлюбленным.

Я рисовала в воображении Товию – как бы мы с ним проводили время до рассвета? Что бы он говорил, что делал…

Только я расписалась, как раздался громкий сигнал тревоги. Я вскочила и схватила Грейс в охапку, оглядываясь в поисках огня и дыма. Но это была не пожарная тревога, а всего лишь школьный звонок.

– Сейчас перемена, – сказала Джина, входя. – Время кончилось, девочки. Сдавайте мне ваши брошюры.

– Я еще не готова! Я до двух последних страниц еще вообще не дошла, – заныла Грейс.

– Ничего страшного. Это же не настоящий экзамен. Нам нужно просто знать, в какой класс вас записывать, – Джина отобрала у Грейс брошюру.

Я крепко прижала к груди работу, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Я справилась намного хуже Грейс, ответила только на четверть вопросов. Одна надежда, что мне зачтут мое сочинение.

Я чувствовала, что подвела отца. Перед глазами у меня стояло его лицо, искаженное бессильной яростью.

– Не расстраивайся так, – сказала мне Джина. – Я думаю, ты отлично справилась – вон как много написала.

Я написала много ерунды. Меня записали во вспомогательный класс.

Официально он так не назывался – это был просто 10 ПЛ. Я пыталась угадать, что значат таинственные буквы. Пропащие лентяи? Противные лоботрясы? Полные лопухи? Оказалось, что это всего лишь инициалы нашей учительницы, Полины Ламберт. Но и без того было ясно, что сюда сажают всех горе-учеников, безнадежные случаи. Некоторые почти не говорили по-английски и все время испуганно озирались, как будто рядом с ними в любой момент может взорваться бомба. Другие шумели и мешали вести урок, вскакивали с мест, ругались. Один мальчик вообще не мог сидеть спокойно, непрерывно ерзал на стуле, кусал ногти, щелкал линейкой и мял страницы своей тетрадки. При этом он все время жужжал, как взбесившаяся пчела. Большинство моих одноклассников были пугающе угрюмы. Единственная девочка, которая широко улыбнулась мне навстречу, страдала явной умственной отсталостью.

Про меня говорили, что я интеллектуально одаренная девочка. И вот класс, который сочли для меня подходящим. Но самым унизительным было то, что я с трудом держалась на уровне. Это было как с мисс Робертс, только хуже. Я по-прежнему не могла ничего понять в математике, хотя учитель говорил очень мед-лен-но и ясно, как будто хорошее произношение само по себе гарантирует понимание.

Физика была ненамного легче. Я думала, что мне будет легко на истории и географии, но не тут-то было. Я привыкла читать книгу и по ней представлять себе страну или эпоху. Школьный метод, где все было поделено на темы и маленькие порции материала, вызывал у меня отвращение.

Трудно мне оказалось и на французском, хотя я уже умела читать на нем несложные книги. Выяснилось, что я неправильно произношу слова. Меня попросили досчитать до двадцати, и весь класс хихикал на каждой цифре. Когда я добралась до dix-huit и выговорила «дикс-хьют», вокруг уже рыдали от смеха.

Я надеялась, что меня спасут уроки литературы, но там оказалась очень противная учительница, миссис Годфри. Она была высокая, стройная, стильная, как манекенщица, в черном платье и с большими очками в черной оправе, красиво обрамлявшими темные глаза. С нами миссис Годфри обращалась ужасно строго, постоянно отпуская насмешливые замечания, даже по адресу явно обиженных богом.

Она велела написать сочинение о стихотворении «Эдлстроп». Я знала эти стихи наизусть и воспряла духом. Я могла бы писать о нем страницами, но мне было не на чем писать. Поэтому я подошла к столу миссис Годфри.

– Да-да, прогуливайся по классу без разрешения, будь как дома.

Это означало, что мне не следовало ходить по классу. Я не знала, что делать. Она не подымала глаз от лежавшего перед ней журнала, и я переминалась с ноги на ногу, не зная, как к ней обратиться. Пока я думала, она помахала рукой в знак того, чтобы я шла на место.

– У меня нет тетрадки по литературе, – выпалила я наконец.

Она вздохнула:

– У меня нет тетради по литературе, миссис Годфри. И куда же ты дела свою тетрадь по литературе? Разрезала на полоски и спустила в унитаз? Метнула через забор, как летающую тарелку? Скормила козе на завтрак?

Класс захихикал. Я стояла с пылающими щеками и ждала, пока она закончит комедию. Наконец она подняла на меня глаза.

– Как тебя зовут?

– Пруденс Кинг.

– Пруденс Кинг, миссис Годфри!

Я повторила за ней эту идиотскую фразу.

– Так где же твоя тетрадь по литературе?

– У меня никогда не было тетради по литературе… миссис Годфри, – Я с особым ударением произнесла ее имя.

Это ей не понравилось. Она блеснула глазами из-за очков.

– Ты намеренно грубишь мне? – спросила она.

Нет, я вовсе не грубила намеренно – в отличие от нее. Мне хотелось влепить ей пощечину. Миссис Годфри вынула из стола мятую тетрадку и отправила меня на место повелительным жестом длинных белых пальцев.

Я не могла понять, почему она так недоброжелательно ко мне относится, и решила, что я ей докажу. Я строчила как сумасшедшая – об «Эдлстропе» и других стихах Эдварда Томаса, а также о других поэтах эпохи Первой мировой войны и о чудесной книжке Хелен Томас «Как это было», которая попалась мне в отделе биографий нашего магазина. Мне запомнился кусок о том, как Хелен и Эдвард не вылезают из пахнущей лавандой кровати с пологом в деревенской гостинице. У меня хватило ума не вставлять это в сочинение, но все остальное в него вошло. Ручка у меня так и летала по странице.

Я думала, мы сдадим тетрадки и потом получим их обратно с оценками, но минут через двадцать миссис Годфри хлопнула в ладоши и села на край своего стола, свесив длинные ноги в элегантных черных лодочках на высоком каблуке.

– Итак, класс, кто нас сегодня развлекает первым? – сказала она. – Маргарет, может быть, ты хотела бы прочесть свое сочинение?

Маргарет была очень толстая девочка с копной кудрявых волос.

– Нет, миссис Годфри, не спрашивайте меня, пожалуйста, я не могу, – сказала она с застенчивым смешком.

Когда Маргарет все же прочитала свое сочинение вслух, я поняла, почему ей не хотелось отвечать.

«Это стихотворение о деревне, которая называется Эдлстроп. Наверное, это приятное место. Это короткое стихотворение. В нем есть странные выражения, например ''вопреки обыкновению»".