Книга Многобукаф. Книга для - Петр Бормор

Пастушка рано овдовела. Ее муж погиб на стенах города, сражаясь в ополчении, а больше она замуж не выходила, и сына растила одна. Сын был весь в отца — такой же основательный и серьезный. Фигурой — вылитый шорник: высокий и плечистый, а лицом больше походил на мать, унаследовал ее зеленые глаза и каштановые волосы. Когда мальчик подрос, он пошел в пастухи.

Принц стал вдовцом гораздо позже. Провожая гроб с телом своей супруги, умершей от какой-то редкой болезни, совершенно седой принц не стесняясь плакал навзрыд. Он тоже никогда больше не женился — был не в силах представить рядом с собой другую женщину, а не свою принцессу. А кроме того, он считал, что никакая мачеха не заменит его дочери умершую мать. Дочь выросла мало похожей на родителей. Что-то в ней было и от матери — рыжие волосы и остренький подбородок, что-то от отца — синие глаза и форма ушей, но все эти черты казались ее собственными, никому больше не принадлежащими, так искусно они сочетались. Что и говорить, девочка была настоящая красавица.

Итак…

Жила-была в одном королевстве прекрасная принцесса. И жил в этом же королевстве простой пастух… Разумеется, такая история не может закончиться ничем, кроме хэппи-энда.

* * *

Жила-была Звезда. Не из самых больших и ярких, а так, средняя. Это была молодая Звезда, горячая, но еще не сделавшая карьеру. Жила она в дальнем звезном скоплении, где-то за созвездием Дракона (что же за сказка да без какого-нибудь Дракона!), нам отсюда не видать.

У Звезды был спутник. Один-единственный, зато свой. Правда, спутник не отличался постоянством — он то удалялся от Звезды, то снова приближался. Но Звезде даже нравилась его эксцентричность.

Когда спутнику приходило в голову вернуться в жаркие объятия Звезды, он это всегда делал красиво, с шиком, распустив хвост. И каждый раз при его приближении Звезда радовалась, поспешно убирала с лица случайные пятна и волновалась, как девчонка на первом свидании. Но спутник, как обычно, погревшись возле Звезды, снова убегал куда-то, и ей ничего не оставалась, как покорно ждать. Другие звезды говорили ей: «Да что ты с ним так носишься? У него же сердце ледяное! И в голове один газ, даром что светится. Дурочка, это же только твой отраженный свет. Он без тебя — ничто!» Но Звезда, конечно, не слушала подруг. Им хорошо, вокруг них спутники так и вьются стаями, а у нее только этот и есть.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, во время наибольшего удаления спутника от Звезды, какая-то другая блуждающая звезда притянула его — и спутник, врубив четвертую космическую скорость, покинул свою орбиту. Что с того, что другой звезде он тоже не достался, отправился в затяжной свободный полет? Звезда осталась одна.

Что-то в ней надломилось. Те, кто предсказывал ей яркое будущее Новой Звезды (а чем черт не шутит, может, и Сверхновой!), были разочарованы. Звезда взрослела, тускнела, вращалась среди других звезд — и ничем не выделялась, разве что ненормально спокойным, а для звезды — просто-таки холодным характером. Многие ее знакомые звезды уже давно составили пары, некоторые даже успели обзавестись выводком планет, а эта все жила одна-одинешенька.

Но все движется, даже звезды. И однажды, когда к Звезде кто-то обратился, она подняла глаза — и увидела прямо перед собой, в каких-нибудь 600 световых годах, Красного Гиганта. Звезда так оторопела, что даже не поняла, о чем он ее спросил. Она и раньше видела Гиганта, но издали. Гигант всегда был в центре внимания — еще бы, такой внушительный! Недоброжелатели говорили, что Гигант угасает, и уже не тот, что раньше. Но даже сейчас это было великое светило.

Что нашел Красный Гигант в маленькой тусклой звездочке не первой молодости — кто поймет? Но они потихоньку сблизились. Звезда не понимала, что с ней творится, и почему их так тянет друг к другу. Конечно, она восхищалась Гигантом, но… разве они ровня? У него ведь, подумать только, есть имя! Его портрет занесен в звездные карты! А о ней, такой неприметной, никто и не слышал.

Но Красный Гигант умел смотреть в суть вещей. И любил Звезду всей широкой душой.

— Я холодная… — говорила ему Звезда.

— Неправда! У тебя горячее сердце.

— Я маленькая…

— А это даже красиво.

— Я плотная…

— Ну и что? А я рыхлый, — улыбался Гигант.

— Я тусклая…

— Это только для тех, кто в упор не видит дальше ультрафиолета! Дай я тебя обниму.

Он протягивал к Звезде протуберанцы, и Звезда радостно вспыхивала.

— Как я люблю, когда ты улыбаешься! — говорил Гигант, и дарил, дарил, дарил Звезде весь нерастраченный жар своей души. Другие звезды говорили, поджав губы, что маленькая Звезда попросту обкрадывает Красного Гиганта, что она пользуется им, а потом наверняка бросит. Но Звезда и Гигант не обращали внимания на эти слова. Никаким молодым звездным парам не дано было сиять так ярко, как этим угасающим звездам. Гигант быстро таял, тускнел, отдавая всего себя своей любимой, а она горела все жарче, даря Гиганту свет, какого он не видел за всю свою такую долгую жизнь. Никто и подумать не мог три миллиарда лет назад, что даже в молодости Звезда способна так сиять от радости. А всякие прочие светила, что бы они там ни говорили, сами сгорали от зависти к этой чудесной звездной паре.

Они жили, по космическим масштабом, недолго. Но счастливо. И умерли в один день.

От вспышки возникшей при этом Новой зародилась жизнь на Земле.

* * *

Начнем. Жил да был один… ну, скажем, вампир. Только он и сам не знал, что он вампир. Как такое получилось? Да очень просто. Его угораздило родиться евреем. Неизвестно, какая муха его в детстве укусила, что он стал вампиром, да это и неважно — всё равно никто ничего не заметил. Родители у него были не то чтобы религиозные, но кашрут соблюдали, и малыша воспитали соответственно. То есть, крови — ни-ни! Вампир так и привык думать, что бифштексы с кровью и кровяная колбаса — это жуткая гадость, и при одной мысли о таком непотребстве его начинало мутить. Опять же, специфика национальной кухни приучила его к чесноку, без которого не обходится ни одно приличное еврейское блюдо. Ежедневно умываясь водой из Кинерета, в который впадает святая река Иордан (а другой воды в Израиле и нету!), вампир мало-помалу выработал иммунитет и на святую воду. Поначалу, в детстве, еще был хлипким и слабеньким, но к переходному возрасту окреп и отъелся. Аристократическая бледность, присущая вампирам, исчезла под загаром — такова сила израильского солнца. Пристрастившись к чтению гротесков, мальчик рано испортил себе глаза, а они и без того были красноватые от природы. Но очки носить не стал, а завел себе контактные линзы приятного карего цвета. Один из клыков ему выбило качелями еще до того, как тот успел подрасти и заостриться, и ему поставили аккуратную коронку. А второй клык, неэстетично портящий прикус, удачно исправил знакомый стоматолог. Так что с виду никто не принял бы вампира за вампира.

Мальчик подрос, закончил школу, отслужил в армии, закончил институт, женился. Никаких странностей в его поведении не наблюдалось. Ну, разве что он почему-то имел привычку, целуя свою жену, покусывать ее за шею — но не до крови, и даже не больно. Потому что очень ее любил и, конечно, не стал бы причинять боль. Дети пошли в мать, обычные еврейские детки. Хотя кто их, конечно, разберет…