Книга Скрипка - Энн Райс

Все остальное Грейди взял в свои руки, иАлфея, моя дорогая Алфея, сразу приступила к работе в доме, как и Лакоум,принявшийся полировать серебро «для мисс Трианы». Алфея приготовила мою старуюкровать в большой северной комнате на первом этаже и забросала ее красивымиподушками – по моему вкусу.

Нет, супружескую кровать в стиле принцаУэльского не сожгли. Правда, не сожгли. Только постельные принадлежности.Миссис Вольфстан пригласила из мебельного салона «Гурвиц Минц» очаровательногомолодого человека, который принес целый ворох новых муаровых подушек ибархатных накидок и приделал новую фестончатую ленточку к деревянномубалдахину.

Я отправлюсь к себе, в свою прежнюю комнату.Там стоит моя старая кровать о четырех столбиках, украшенных резьбой в видериса – символа плодородия. Спальня на первом этаже была единственной настоящейспальней в коттедже.

Когда буду готова.

Однажды утром я проснулась. Рядом спалаРозалинда. Она дремала в одном из тех покатых глубоких кресел с деревяннымиподлокотниками, которые стоят в больничных палатах для бодрствующихродственников.

Я знала, что прошло четыре дня и что вчеравечером я впервые поела как следует. Иглы впивались в руку, как насекомые. Яотклеила пластырь, выдернула их все до единой и встала с постели. Потом прошлав ванную, нашла в шкафчике свои вещи и полностью оделась, прежде чем разбудитьРозалинду.

Сестра проснулась и сонно заморгала, стряхиваяс блузки сигаретный пепел.

– Анализ на ВИЧ-инфекциюотрицательный, – тут же произнесла она, словно ей не терпелось сообщитьмне новость и она не помнила, что мне об этом неоднократно говорили. Онаоцепенело смотрела на меня широко открытыми глазами сквозь стекла очков, апотом выпрямилась на стуле.

– Катринка заставила их провести все,какие только можно, тесты, разве что не велела отрезать тебе один палец.

– Давай-ка уберемся отсюда, –сказала я.

Мы поспешили по коридору. Он был пуст. Мимопрошла медсестра, которая не знала, кто мы, или не хотела знать.

– Я проголодалась, – сообщилаРозалинда. – А ты не прочь поесть? Я говорю о настоящей еде.

– Я просто хочу домой, – ответила я.

– Тебя ждет очень приятный сюрприз.

– Что еще такое?

– Ты ведь знаешь семейку Вольфстанов. Оникупили тебе лимузин и наняли нового шофера, Оскара, и он, в отличие от Лакоума,которого я ни в коем случае не хочу обидеть, умеет читать и писать.

– Лакоум умеет писать, – возразилая. Мне, наверное, уже тысячу раз приходилось это повторять, ведь мой слугаЛакоум на самом деле умеет писать, но вот говорит он на махровом негритянскомджазовом диалекте, так что его редко кто понимает.

– Та-ак… Что еще? Алфея вернулась, целыйдень тараторит, распекает новую уборщицу на все корки и запрещает Лакоумукурить в доме. Кто-нибудь вообще понимает, что она говорит? Ее собственные детипонимают, что она говорит?

– Никогда над этим не задумывалась, –ответила я.

– Видела бы ты этот дом, – сказалаРоз. – Тебе понравится. Я пыталась им сказать…

– Кому сказать?

Приехал лифт, и мы вошли. Потрясение.Больничные лифты всегда такие огромные, в них помещается больной – живой илимертвый – на носилках и два или три санитара. Мы стояли вдвоем в этом огромномметаллическом купе, скользящем вниз.

– Кому и о чем сказать?

Розалинда зевнула. Мы быстро прошли на первыйэтаж.

– Сказать семейству Карла, что мы всегдавозвращаемся домой после похорон, что мы всегда возвращаемся к себе, что тебене нужны ни роскошная городская квартира, ни люкс в «Уиндзор Корт». А что,Вольфстаны действительно настолько богаты? Или просто немного не в себе? Всемподряд суют деньги – и мне, и Алфее, и Лакоуму, и Оскару… – Двери лифтараскрылись. – Видишь ту большую черную машину? Ты теперь хозяйка этойштуковины. За рулем сидит Оскар, тебе знаком этот тип старого охранника-шофера.Лакоум за его спиной строит гримасы, а Алфея не собирается для него готовить.

– И не придется, – сказала я, слегкаулыбнувшись.

Я действительно знала этот тип: кожа цветакарамели, не такая светлая, как у Лакоума, медоточивый голос, прилизанныеволосы и блестящие стекла очков в серебряной оправе. Очень старый – возможно,даже чересчур, – чтобы садиться за руль, и очень традиционный.

– Забирайтесь внутрь, мисс Триана, –сказал Оскар, – и отдыхайте, пока я везу вас домой.

– Да, конечно.

Розалинда облегченно вздохнула, как толькозахлопнулась дверца машины.

– Есть хочу.

Перегородка между Оскаром и нами была поднята.Мне это понравилось. Хорошо все-таки иметь собственную машину. Я не умелаводить. Карл не хотел. Всякий раз нанимал лимузин – по малейшему поводу.

– Роз, – как можно мягче обратиласья к сестре, – нельзя ли, чтобы он отвез тебя поесть, после того как яустроюсь?

– Это было бы здорово. Уверена, чтохочешь остаться одна.

– Ты ведь сама сказала, что после мывсегда возвращаемся домой. Мы не бежим. Я бы залегла в кровать наверху, толькоона никогда не была моей. Это была наша с Карлом кровать – в болезни и вздравии. Ему нравилось лежать там, когда дневное солнце ударяло в окна. Я бы судовольствием свернулась калачиком на его кровати. Мне хочется побыть одной.

– Я так и думала, – сказалаРоз. – Катринку удалось ненадолго заткнуть. Грейди Дьюбоссон показал ейдокумент, по которому все, что Карл когда-то дарил тебе, остается в твоемединоличном владении. А в тот день, когда он переехал в этот дом, он сразуподписал бумаги, исключающие малейшую возможность притязаний на него со стороныкого-либо. Вот это ее и заткнуло.

– Она думала, что семья Карла попытаетсяотобрать у меня дом?

– Нечто безумное в этом роде, но Грейдипоказал ей отказ от права собственности… Или наследования? Как правильно?

– Честно, даже не помню.

– Но ты-то понимаешь, что ей на самомделе нужно. Я улыбнулась.

– Не волнуйся, Розалинда, ни о чем неволнуйся.

Она повернулась ко мне и с серьезным видомвзяла мою руку в свою – грубую и мягкую одновременно. Машина ехала поСент-Чарльз-авеню.