Книга Скрипка - Энн Райс

– Послушай. Не думай о деньгах, которыенам давал Карл. Его старушка выложила передо мной целую гору купюр. Да к томуже нам с Гленном давно пора своими трудами добиться успеха, знаешь ли, –пора научиться выгодно продавать пластинки и книги. – Она рассмеялась низким,гортанным смехом. – Ты знаешь Гленна, но мы должны жить самостоятельно.Даже если придется снова стать медсестрой, мне все равно.

Мысли мои разбегались. Все это было не важно.Какой-то тысячи в месяц хватало, чтобы поддерживать их на плаву. Роз не знала.Никто не знал, сколько на самом деле оставил Карл, за исключением, наверное,миссис Вольфстан, если она решила все поменять.

Откуда-то послышался вежливый голос:

– Мисс Триана, мэм, хотите проехать мимокладбища Метэри, мэм?

– Благодарю, Оскар, – сказала я,наконец разглядев небольшой динамик над головой.

У нас есть наша могила, у него и уменя, – и Лили, и матери, и отца.

– Я сейчас просто поеду домой, Роз.Послушай, родная, позвони Гленну. Пусть он закроет магазин и сходит с тобой вресторан «Дворец командора». Устройте там похоронный пир, ладно? Сделай это дляменя. Попируйте за нас обоих.

Мы пересекли Джексон-авеню. Старые дубы ужепокрылись свежей весенней зеленью.

Я поцеловала сестру на прощание и велелаОскару отвезти ее, куда она скажет, и подождать. Это была красивая машина:просторный лимузин с бархатной серой обивкой – такие обычно используют впохоронных бюро.

«Итак, мне все-таки довелось прокатиться внем, – подумала я, когда они отъезжали от обочины, – хотя и не вовремя похорон».

Как красиво смотрелся мой дом. Мой дом. БеднаяКатринка!

Руки у Алфеи мягкие, как черный шелк. Мыобнимаемся, и мне кажется, будто в мире никто никому не может причинить боль.Бесполезно пытаться передать здесь ее слова, потому что говорит она ничуть нелучше Лакоума, произнося не больше одного слога из каждого многосложного слова,но я все поняла: «Добро пожаловать домой, очень о вас беспокоилась, скучала,все бы для вас сделала в те последние дни, почему меня не позвали, я бы выстиралапростыни, не побоялась бы их выстирать, а теперь прилягте, деточка моя, а япока приготовлю вам горячий шоколад…»

Лакоум затаился у порога кухни – маленькийлысый человечек, который где угодно, кроме Нового Орлеана, сошел бы за белого,хотя, конечно, его бы сразу выдал предательский акцент.

– Как дела, босс? На мой взгляд, выотощали, босс. Вам бы следовало поесть. Алфея, даже не смей предлагать этойженщине свою стряпню. Босс, я сам схожу за едой. Что купить, босс? Босс, в домеполно цветов. Я бы мог поторговать с крылечка – заработал бы для нас несколькодолларов.

Я рассмеялась: Алфея отчитала его как следует,повышая голос и подкрепляя слова несколькими выразительными жестами.

Я отправилась наверх – просто захотелосьудостовериться, что кровать о четырех столбиках в стиле принца Уэльского насвоем месте. Так оно и оказалось. Правда, я увидела новые атласные украшения.

Мать Карла повесила у кровати портрет сына врамке – не тот скелет, который увезли отсюда, а кареглазого добросердечногочеловека, который сидел со мной на ступенях пригородной библиотеки, говорил омузыке, о смерти, о браке, человека, который возил меня в Хьюстон послушатьоперу и в Нью-Йорк, человека, который собрал все картины, изображавшие святогоСебастьяна, когда-либо написанные итальянскими художниками или в итальянскомстиле, мужчины, который занимался любовью, пользуясь только руками и губами, ине терпел никаких возражений по этому поводу.

Письменный стол был пуст. Все бумаги исчезли.Сейчас не время волноваться по этому поводу. Гленн дал слово, а он и Роз ещеникого и никогда не подводили.

Я снова спустилась вниз.

– А знаете, я мог бы вам помочь с этимпарнем, – сказал Лакоум.

Алфея тут же заявила, что он слишком многоболтает и пора ему замолчать или пойти вымыть пол, или вообще убраться на всечетыре стороны.

В моей комнате было чисто и тихо. Разобраннаяпостель, нежные ароматные марокканские лилии в вазе. Откуда они узнали? Нуконечно, им рассказала Алфея. Марокканские лилии.

Я забралась в кровать, в мою кровать.

Как я уже говорила, эта спальня быласпроектирована как хозяйская спальня коттеджа и расположена она на первом этажев восточном восьмиугольном крыле дома, вытянувшегося среди темных зарослейлавровишни, отгородившей его от всего мира.

Это единственное крыло, которое есть у дома,имеющего прямоугольную форму. И крытые галереи, наши широкие террасы, которыемы так любим, проходят вдоль этой спальни, заворачивают за угол и по другуюсторону дома заканчиваются у кухонных окон.

Как приятно выйти на террасу и взглянутьсквозь всегда блестящие листья лавровишни на уличную суету, которая тебя никакне касается.

Я бы ни за что не променяла эту улицу ни наЕлисейские Поля, ни на Виа Винето, ни на Желтую Кирпичную Дорогу или дажеДорогу в Небеса. Приятно иногда снова оказаться в этой восточной спальне илипостоять у перил – так далеко от улицы, что тебя никто не замечает, – иполюбоваться на веселые огоньки проезжающих мимо машин.

– Алфея дорогая, раздвинь занавески,чтобы я могла видеть, что происходит за окном.

– Только не открывайте его: сейчасслишком холодно.

– Знаю. Я хочу всего лишь посмотреть…

– Никакого шоколада, никаких книг. Имузыки вам не надо, и радио. Я подобрала ваши диски с пола, все до единого,пришла Розалинда и сложила их по порядку, Моцарта к Моцарту, Бетховена кБетховену, она показала мне, где…

– Нет, не волнуйся. Просто отдохну.Поцелуй меня.

Она наклонилась и прижалась шелковой щекой кмоей щеке, шепнув при этом: «Моя деточка».

Она укрыла меня двумя большими стеганымиодеялами – сплошной шелк, наполненный пухом, можно не сомневаться, – этобыл стиль миссис Вольфстан, стиль Карла: только настоящий гусиный пух, чтобы нечувствовать веса. Алфея обернула ими мои плечи.

– Мисс Триана, почему вы не позвали ниЛакоума, ни меня, когда умирал ваш муж? Мы бы пришли.

– Знаю. Мне вас не хватало. Но я нехотела вас пугать.

Алфея покачала головой. Она была оченькрасива: кожа гораздо темнее, чем у Лакоума, большие чудесные глаза и мягкиеволнистые волосы.

– Повернитесь лицом к окну, –сказала она, – и поспите. Никто не придет в этот дом, обещаю.