Книга Скрипка - Энн Райс

У ворот стояли мои дорогие Алфея и Лакоум, виду них был очень обеспокоенный. Наверное, все эти белые люди: врач, адвокат,дама в серых туфлях – не пустили их ко мне. Алфея надула губу, словно собираясьрасплакаться, она сложила тяжелые руки на груди и наклонила голову.

Лакоум пробасил:

– Мы здесь, босс.

Я хотела было ответить, но мое вниманиеотвлекло что-то на другой стороне улицы.

– Что случилось, милая? – спросилГрейди. В его акценте звучали приятные нотки жителя Миссисипи.

– Скрипач.

Черная фигура смутно маячила вдалеке, надругой стороне улицы. Не дойдя до конца квартала, до угла Третьей иКаронделет-стрит, скрипач оглянулся.

Потом он исчез.

По крайней мере, мне показалось, что он исчезза вереницей машин и деревьями. Однако я целую секунду ясно его видела:странный часовой в ночи оглянулся и широкими ровными шагами пошел дальше, держав руках скрипку.

Я забралась в машину и растянулась наносилках, что, видимо, обычно не делается, но я поступила так неловко потому,что первой начала карабкаться в машину, прежде чем меня кто-то успелостановить. Укрылась простыней, сомкнула веки. Больница Милосердия. Все моитетушки, прослужившие там монашками много лет, уже в ином мире. Тут я спросиласаму себя, сумеет ли мой бродячий скрипач отыскать больницу Милосердия.

– Знаете, а ведь этот человекнереален! – Вздрогнув, я очнулась. Машина уже ехала в общем потоке. –Хотя с другой стороны… Розалинда и мисс Харди – обе его слышали.

Или это тоже был сон? В этой жизни реальностьи сон переплелись так тесно, что одно неизменно торжествует над другим.

Глава 4

Последовали три дня бессонной больничнойдремоты, неглубокой, тревожной, наполненной раздражением и страхом.

Неужели они успели кремировать Карла? Была лиу них абсолютная уверенность, что он мертв, прежде чем его поместили в тужуткую печь? Я никак не могла отделаться от этого вопроса. Неужели мой мужпревратился в пепел?

Мать Карла, миссис Вольфстан, вернулась изАнглии и без умолку плакала у моей постели, кляня себя за то, что оставила меняс умирающим сыном. Я вновь и вновь повторяла, что с любовью заботилась о нем иу нее нет оснований корить себя за отъезд. В том, что почти одновременно сосмертью Карла на свет появился новый младенец, было нечто прекрасное иудивительное.

Мы обе улыбались, глядя на фотографииноворожденного, сделанные в Лондоне. Руки мои болели от уколов. Перед глазамивсе расплывалось.

– Тебе больше никогда-никогда не придетсяни о чем беспокоиться, – сказала миссис Вольфстан.

Я знала, что она имеет в виду. Хотелапоблагодарить и сказать, что Карл однажды мне все объяснил, но не смогла ивместо этого принялась плакать. Нет, я снова буду беспокоиться. Будубеспокоиться о том, что не в силах изменить щедрость Карла.

У меня были сестры, которых я любила и теряла.Где сейчас Фей?

Я сама довела себя до больничной палаты –человек, два дня проживший на нескольких глотках содовой и паре кусков хлеба,может довести себя до сердечной аритмии.

Пришел мой зять Мартин – муж Катринки исообщил, что она очень расстроена и просто не может заставить себя перешагнутьпорог больницы.

Мне сделали все анализы.

Посреди ночи я вдруг проснулась и подумала:«Это больничная палата, а в кровати лежит Лили. Я сплю на полу. Нужно поднятьсяи убедиться, что с моей маленькой девочкой все в порядке».

И тут меня пронзило своей остротой одновоспоминание, от которого кровь застыла в жилах: я вошла в палату мокрая отдождя, пьяная, посмотрела на лежащую в кроватке девочку пяти лет, лысую,опустошенную, почти мертвую, и ударилась в бурные слезы.

– Мамочка, мамочка, почему ты плачешь?Мамочка, ты меня пугаешь!

Как ты могла так поступить, Триана?!

Однажды ночью, наглотавшись перкодана,фенергана и других успокоительных, которыми меня пичкали, чтоб утихомирить,заставить меня поспать и перестать задавать глупые вопросы, такие, например,как: заперт ли дом и какова судьба работы Карла о святом Себастьяне, яподумала, что проклятие памяти заключается в следующем: ничто никогда незабывается.

Меня спрашивали, не позвать ли Льва, моегопервого мужа. «Ни в коем случае, – ответила я. – Не смейте егобеспокоить. Я сама ему позвоню. Когда захочу».

Но из-за действия лекарств я так и не сумеласпуститься вниз.

Снова провели всякие тесты.

Однажды утром я все ходила и ходила покоридору, пока медсестра не сказала:

– Вы должны вернуться в постель.

– А зачем? Что у меня?

– Да ни черта у вас нет, – ответилаона, – если бы только они еще прекратили колоть вас транквилизаторами.Приходится снижать дозу постепенно.

Розалинда положила у моей кровати маленькийчерный проигрыватель дисков, надела мне на голову наушники, и нежно зазвучалимоцартовские голоса – ангелы распевали какую-то глупость из «Так поступаютвсе». Великолепные сопрано пели в унисон.

Я мысленно прокрутила один фильм «Амадей». Явидела его. Чудесный фильм, в котором злодей-композитор Сальери, восхитительносыгранный Ф. Мюрреем Абрахамом, довел до смерти похожего на ребенка, смеющегосяМоцарта. Там был один момент, когда, сидя в золоченой обитой бархатомтеатральной ложе, Сальери взглянул на певцов, на маленького херувимчика,истеричного дирижера и сказал голосом Ф. Мюррея Абрахама:

– Я слышал голоса ангелов. Да, клянусьБогом. Да.

Миссис Вольфстан не хотела уезжать. Но всебыло сделано, прах помещен в мавзолей Метэри, анализы на ВИЧ и на все прочееоказались отрицательными. Я была самим воплощением здоровья и потеряла всегопять фунтов. Сестры все это время оставались при мне.

– Да, поезжайте, миссис Вольфстан, несомневайтесь. Вы знаете, что я любила его. Любила всем сердцем, и это никогдане имело отношения к тому, что он давал мне или другим.

Поцелуи… Запах ее духов…

– Все в порядке, – сказал Гленн.Ладно, хватит об этом Книга Карла в руках ученых, чьи имена он назвал в своемзавещании.

Слава Богу, нет необходимости вызывать Льва,подумала я. Пусть Лев остается с живыми.