Книга Мегрэ и одинокий человек - Жорж Сименон

Он вошел и сел на табурет.

— Стакан пива…

Он не взял с собой Торранса, смущенный своим все возрастающим интересом к личности Марселя Вивьена.

— Вас зовут Жюльен? — спросил он, когда гарсон принес заказ. — Это с вами сегодня утром разговаривал один из моих людей?

— Вы комиссар Мегрэ?

— Да.

— Для меня большая честь познакомиться с вами.

Мне кажется, я рассказал вашему инспектору все, что знаю.

— Ваши воспоминания относятся именно к сорок пятому году?

— Да. Я почему так уверен — утром уже говорил — это было мое первое место официанта.

— Конец декабря — начало января?

— В этом я не так уверен. В конце декабря такая предпраздничная толчея, что просто нет времени рассматривать клиентов…

Его позвали к столику во втором ряду, он принял заказ и вернулся с двумя стаканами пива.

— Простите, но в зале я один. Остальные обслуживают клиентов на террасе. Так о чем я говорил? Да, в январе… А возможно, и в феврале, потому что я к ним привык, а на это требуется время.

— У вас не было никаких сомнений, когда вы опознали Вивьена?

— Имени его я не знал, но это точно он приходил сюда чуть ли не каждый вечер в компании симпатичной девушки.

— И почти всегда в то время, когда в кинотеатрах заканчивался последний сеанс?

— Да. Меня это поразило, сам не знаю почему.

— А ту женщину вы могли бы опознать?

— Знаете, женщин через двадцать лет узнавать труднее… Впрочем… Эту я бы точно узнал…

— Почему?

— У нее на щеке была вишневая родинка, как капля вина…

— На левой или на правой?

— Погодите… Они почти всегда садились за этот столик… Значит, принося им заказ, я видел левую щеку.

Гарсону снова пришлось отойти, чтобы заняться новым клиентом, заказавшим коньяк и воду.

— Позднее вы никогда не встречали эту женщину с другим спутником?

— Нет, не припоминаю. Мне кажется, я бы обратил на нее внимание, потому что привык к ее лицу и манере одеваться.

— А как она одевалась?

— Всегда в черное. Строгое черное шелковое платье и черное пальто с меховым воротником.

— У этой пары была машина?

— Нет, они приходили пешком, как будто жили по соседству…

— А такси им случалось брать?

Как раз напротив пивной находилась стоянка.

— Я не видел.

— И, выходя отсюда, они не направлялись к станции метро?

— Нет. Я думал, что они живут в этом квартале. После полуночи все иначе — кабаре заполняют иностранцы. А мы тут живем как будто на другом берегу. Между двумя сторонами бульвара большая разница. — Он хлопнул себя по лбу. — Да что я вам тут наплел? Я ведь говорил про сорок пятый? Что-то я запутался в вопросах… Это было в сорок шестом, конечно. В сорок пятом я еще работал коридорным в «Гранд-отеле»…

Ему опять пришлось отойти к другому столику, где клиенты потребовали счет.

Вернувшись, гарсон объяснил:

— Я люблю этот квартал. Он не похож на другие парижские кварталы. Здесь сохранилось много мелких ремесленников, у которых во дворах мастерские. А еще много служащих, чиновников, продавцов и продавщиц.

Наконец, мелких рантье, которые слишком привязаны к Монмартру, чтобы уехать доживать свои дни в деревне… Могу я вам еще чем-то быть полезен?

— Вряд ли… Если вспомните что-нибудь интересное, будьте любезны позвонить мне на набережную Орфевр…

— Иду! Иду! — обратился он к начавшим терять терпение четверым новым клиентам.

На западе собирались тучи, а другая половина неба оставалась почти чистой. Время от времени пролетал легкий ветерок.

Мегрэ медленно пил пиво, обещая себе, что на сегодня этот стакан станет последним. Он собирался оплатить счет, когда к нему наклонился сосед:

— Я правильно расслышал? Вы — комиссар Мегрэ?

Простите, что так вот обращаюсь к вам…

Он был очень толстым, с красным лицом, с тремя подбородками и огромным пузом.

— Я родился на Монмартре, прожил тут всю жизнь.

На бульваре Рошешуар держал лавку по продаже рамок для картин. Дело я продал три года назад, но сохранил свои привычки…

Мегрэ с интересом рассматривал его, не зная, к чему толстяк клонит.

— Не желая подслушивать, я все-таки слышал часть вашего разговора с гарсоном. Речь шла о клошаре, убитом в заброшенном доме близ Центрального рынка?..

Я тоже видел фотографии в газетах и уверен, что не ошибся.

— Вы его знали?

— Да.

— Вы видели его недавно?

— Нет. Лет двадцать назад. А узнал я его по фотографиям, где он без усов.

— Вы бывали в его мастерской на улице Лепик?

— Нет. Если верить тому, что пишут в газетах, там его уже не было. Я, как и Жюльен, познакомился, с ним в сорок шестом.

— В какое время года?

— В феврале, если не ошибаюсь. И регулярно встречал его на протяжении полугода.

— Он жил возле вас?

— Я не знаю, где они — он и его подружка — жили, но обедали всегда в том же ресторане, что и я, — в «Гурмане» на улице Данкур. Это маленький ресторанчик для завсегдатаев, всего-то полдюжины столов. Рано или поздно знакомишься со всеми.

— Вы уверены, что это продолжалось полгода?

— Я видел их еще в августе, перед тем, как уехать на три недели на Лазурный берег…

— А когда вы вернулись?

— Машинально искал их глазами, но они больше не приходили. Я спросил о них у Бутана, хозяина ресторана, и он мне сказал, что в один прекрасный день эти люди не пришли — и все.

— Может, они тоже уехали в отпуск?

— Нет. Они бы вернулись осенью. А я с тех пор больше не встречал их ни на бульваре, ни на улицах.

Мегрэ был смущен тем, что ему рассказал этот человек, явно говоривший правду и, похоже, обладавший отличной памятью. Вместе с воспоминаниями гарсона его сведения приводили к выводу, что, бросив жену и дочь на улице Коленкур и оставив свою мастерскую на улице Лепик, Марсель Вивьен сожительствовал с некоей очень молодой, возможно, совсем юной женщиной, даже не потрудившись переехать в другой квартал.

В течение двух месяцев они регулярно посещали «Сирано», после того как выходили из кино. До середины августа их встречали в маленьком ресторанчике на улице Данкур, в нескольких кварталах отсюда.

На что они жили? На сбережения Вивьена, если таковые у него были? Следует ли предположить, что, уходя из дома, он ничего не оставил жене и дочери?