Книга Спаситель Океана - Георгий Михайлович Садовников

недействительной.

Сразу после звонка я убежал в коридор и спрятался в пионерской комнате. Но мне не удалось даже отдышаться там, потому что открылась дверь, и в комнату вошла Зоя.

— Вылезай из-под стола, вылезай. Вася, я вижу твои ноги, — сказала Зоя.

Я вылез из-под стола, встал на ноги и увидел перед своими губами вожделенный Зоин бутерброд.

— Скажешь, дам откусить, — объявила Зоя. — Можешь даже откусить с этого края, здесь джема больше. — И она повернула бутерброд другой стороной.

— Нет! — крикнул я и закрыл глаза руками, чтобы не видеть этот чудесный, этот самый вкусный в мире бутерброд.

— Учти, это было последнее и самое сильное сродство. Но тебе, видно, понравилось страдать? Что ж, пойду, дам откусить Яше, — сказала Зоя обиженно и унесла бутерброд в класс.

Мечта о Зоилом бутерброде отодвигалась на далекое будущее. Еще вчера я считал себя счастливчиком. Жаль только, что соперники не видели этой сцены и не могли оценить мое мужество.

Я еле досидел до конца уроков. Затем, выскочив первым из класса, помчался прямо к Базилю Тихоновичу. У меня совершенно не было сил носить в одиночку и дальше такую большую и прекрасную тайну.

Я влетел во двор и остановился. Возле входа в котельную прохаживалась моя бабушка. Вид у нее был крайне нерешительный, словно ей нужно было сделать в котельной что-то очень важное, но она не решалась туда войти.

Бабушка то и дело подходила к дверям и тут же, оробев, поворачивала назад. Она была настолько углублена в свое странное занятие, что даже не заметила меня. И я воспользовался этим, и как только бабушка отступила в очередной раз от двери, прошмыгнул за ее спиной в котельную.

И успел вовремя: Базиль Тихонович стоял с чемоданчиком в руках в дверях своей каморки и говорил коту:

— Дядя Вася, я только зайду в восьмую квартиру, и потом мы закончим наш спор.

— Базиль Тихоныч! — крикнул я, задыхаясь. — В вашей тетрадке большая тайна?

— Самая большая из всех, какие я знал, — не задумываясь, ответил слесарь.

Во мне все так и оборвалось. Я подумал, что теперь мне предстоит мучиться всю жизнь, и чуть не заплакал.

— Э, что с тобой? — испугался слесарь.

— Я хотел рассказать ребятам. Я больше не могу знать один, — пояснил я, еле сдерживая слезы.

— Ну и расскажи. Что же тебе мешает? — удивился Базиль Тихонович.

— Но это же тайна. Вы сами сказали: очень большая.

— Я так и сказал, — подтвердил слесарь. — Но тайна от взрослых. Потому что обо всем этом им совсем неинтересно знать.

Откуда-то рядом, словно из стены, прозвучал голос истопника Ивана Ивановича:

— Вот ты сидишь тут, Вася, рассуждаешь черт знает о чем, а жильцы из восьмой квартиры ждут тебя, воду отключили.

Я вначале принял этот упрек на свой счет, а потом вспомнил, что Базиль Тихонович тоже Вася.

— Иван Иваныч, да не о пустяках мы. Дело выясняем серьезное, — ответил Базиль Тихонович.

Иван Иванович осуждающе крякнул и невидимо прошуршал подошвами, куда-то удаляясь. А Базиль Тихонович вновь повернулся ко мне.

— Значит, я все могу рассказать? И Феликсу? И Яше? И даже Зое? — спросил я, все еще не веря своим ушам.

— Ну конечно же! Хоть всем ребятам на земле! — весело сказал Базиль Тихонович. — Ну вот, дядя Вася, все встало на свои места.

Я тоже засмеялся: мне опять жилось весело, беззаботно.

— Ну, а что тогда было дальше? — спросил я, потому что все встало на свои места.

— Этого я и сам не знаю, еще не написал, — сказал слесарь виновато.

— Как же вы не можете знать, что с вами было? Кто же будет знать, если вы не знаете сами?

Я понял, что у него просто плохая память, и испугался. Это ужасно, когда у человека за спиной столько невероятных приключений, и он при этом ничего не может вспомнить.

— Да нет, я знаю, знаю, — спохватился Базиль Тихонович. — Я только хотел сказать, что не успел написать. А так все помню отлично, что было со мной, — произнес он даже обиженно. — Понимаешь, у нас с мушкетерами было столько всего, что не знаешь даже, на чем остановиться.

— А вы остановитесь на истории с подвесками. Вы же сами обещали вернуться к подвескам, правда?

— Разве? — удивился слесарь.

Мне пришлось почти слово в слово повторить собственноручно написанное им обещание. Тогда слесарь подумал и оживленно сказал:

— А это идея! Почему бы мне и в самом деле не вернуться к подвескам? Вот возьму и вернусь. Прямо сейчас!

Он поставил чемоданчик на пол и торжественно опустился в свое древнее кресло, указав мне при этом на табурет.

Но мне так и не удалось узнать, зачем на самом деле понадобились кардиналу Ришелье подвески королевы и при чем тут был наш слесарь-водопроводчик.

— Итак, однажды кот дядя Вася, д’Артаньян и я… — произнес Базиль Тихонович, и это было все, что он успел сказать.

Ему помешал голос моей бабушки.

— Базиль Тихоныч, а Базиль Тихоныч, где вы? — спрашивала она, разыскивая слесаря среди труб и печей.

А затем она появилась сама в дверях каморки. Стояла, щурясь, ослепленная яркой люстрой.

Слесарь галантно встал. Я тотчас подумал, что общение с Арамисом для него не пропало даром. Черт побери, он умел держаться в присутствии дам!

— Базиль Тихоныч, я вот хочу у вас спросить. Правда ли, что… — И тут она заметила меня, замешкалась. — Вот хотела спросить, не видели ли вы моего внука. А он, оказывается, здесь собственной персоной, — пробормотала она, стараясь скрыть растерянность. — Пойдем домой. Ишь завел манеру шляться после школы, даже не показав носа дома! — закричала она, обретя свою обычную уверенность.

Она повернулась и зашагала к выходу, чтобы скрыть свою досаду. А я, прежде чем последовать за ней, спросил у слесаря шепотом:

— Базиль Тихоныч, а как же эта история? Вы же забудете опять?

— Что ты! У меля блестящая память! Но, если хочешь, я все напишу на бумаге. Будет полный отчет. — И он не мешкая полез в свою тумбочку за пером и бумагой.

Я хотел подождать, лично убедиться в том, что он взялся за дело, но тут вернулась бабушка и потянула меня