Книга Другая история литературы. От самого начала до наших дней - Дмитрий Калюжный

Можно ли здесь говорить о «варварском простодушии», столь свойственном XII веку, – если судить о нем по произведениям изобразительного искусства этого же времени? Ни в коем случае. Мы привыкли прилагать слово «гуманизм» к XV–XVI векам, но оказывается, что в XI–XII веках жили и творили сплошь гуманисты. Они пишут на античные сюжеты и одновременно проявляют светское вольномыслие, свойственное ее возрождению, хотя в то время, которому их приписывают, следовало бы ожидать церковного догматизма. Смешивается все, и это смешение не дает увидеть цельной картины.

Далее приведем произведение того же автора, относимое к жанру «поэзия вагантов». Об этого сорта работах литературоведы говорят: «…удивленная Европа увидела, что мрачное Средневековье умело не только молиться, но и веселиться, и не только на народных языках, но и на ученой латыни». Это – произведение реального XIV века.

Вальтер Шатильонский. «ОБЛИЧЕНИЕ РИМА»:

Обличить намерен я лжи природу волчью:

Часто, медом потчуя, нас питают желчью,

Часто сердце медное златом прикрывают,

Род ослиный львиную шкуру надевает.

С голубиной внешностью дух в разладе волчий:

Губы в меде плавают, ум же полон желчи.

Не всегда-то сладостно то, что с медом схоже:

Часто подлость кроется под атласной кожей.

Замыслы порочные скрыты речью нежной,

Сердца грязь прикрашена мазью белоснежной.

Поражая голову, боль разит все тело;

Корень высох – высохнуть и ветвям приспело.

Возглавлять вселенную призван Рим, но скверны

Полон он, и скверною все полно безмерной —

Ибо заразительно веянье порока,

И от почвы гнилостной быть не может прока.

Рим и всех и каждого грабит безобразно;

Пресвятая курия – это рынок грязный!

Там права сенаторов продают открыто,

Там всего добьешься ты при мошне набитой.

Кто у них в судилище защищает дело,

Тот одну лишь истину пусть запомнит смело:

Хочешь дело выиграть – выложи монету:

Нету справедливости, коли денег нету.

Есть у римлян правило, всем оно известно:

Бедного просителя просьба неуместна.

Лишь истцу дающему в свой черед дается —

Как тобой посеяно, так же и пожнется.

Лишь подарком вскроется путь твоим прошеньям.

Если хочешь действовать – действуй подношеньем.

В этом – наступление, в этом – оборона:

Деньги ведь речистее даже Цицерона.

Деньги в этой курии всякому по нраву

Весом и чеканкою и сверканьем сплава.

В Риме перед золотом клонятся поклоны

И уж, разумеется, все молчат законы.

Ежели кто взяткою спорит против права —

Что Юстиниановы все ему уставы?

Здесь о судьях праведных нету и помина —

Деньги в их суме – зерно, а закон – мякина.

Алчность желчная царит в Риме, как и в мире:

Не о мире мыслит клир, а о жирном пире;

Не алтарь в чести, а ларь там, где ждут подарка,

И серебряную чтят марку вместо Марка.

К папе ты направился? Ну, так знай заране:

Ты ни с чем воротишься, если пусты длани.

Кто пред ним с даянием появился малым, —

Взором удостоен он будет очень вялым.

Не случайно папу ведь именуют папой:

Папствуя, он хапствует цапствующей лапой.

Он со всяким хочет быть в пае, в пае, в пае —

Помни это каждый раз, к папе приступая.

Писарь и привратники в этом с папой схожи,

Свора кардинальская не честнее тоже.

Если, всех обславивши, одного забудешь, —

Всеми разом брошенный, горько гибнуть будешь.

Дашь тому, дашь этому, деньги в руку вложишь,

Дашь, как можешь, а потом дашь и как не можешь.

Нас от многоденежья славно в Риме лечат:

Здесь не кровь, а золото рудометы мечут.

К кошельку набитому всем припасть охота:

Раз возьмут и два возьмут, а потом без счета.

Что считать на мелочи? Не моргнувши глазом,

На кошель навалятся и придушат разом.

Словно печень Тития, деньги нарастают:

Расточатся, явятся и опять растают.

Этим-то и кормится курия бесстыдно:

Сколько ни берет с тебя, все конца не видно.

В Риме все навыворот к папской их потребе:

Здесь Юпитер под землей, а Плутон – на небе.

В Риме муж достойнейший выглядит не лучше,

Нежели жемчужина средь навозной кучи.

Здесь для богача богач всюду все устроит

По поруке круговой: рука руку моет.

Здесь для всех один закон, бережно хранимый:

«Ты мне дашь – тебе я дам» – вот основа Рима!

А вот следующее произведение, возможно, надо отнести не к XIV, а к XV веку. Иначе совсем непонятно, о каком разрушении Рима идет речь? Ни в XII, ни в XIV веках (по общепринятой хронологии) Рим, будь то Рим итальянский, или византийский (Константинополь) разрушен не был. А в XV веке пострадали оба.

Хильдеберт Лаварденский (XII век). «ПЕРВАЯ ЭЛЕГИЯ О РИМЕ»:

Нет тебе равного, Рим; хотя ты почти и разрушен —

Но о величье былом ты и в разрухе гласишь.

Долгие годы твою низринули спесь, и твердыни

Цезаря, храмы богов ныне в болоте лежат.

Рухнула мощь, эта мощь, приводившая некогда в трепет

Грозный Аракс, что теперь горько о ней же скорбит.

Рим мечами царей, неусыпной заботой сената,

Волею вышних богов мира владыкою был;

Рим, над коим мечтал быть Цезарь единым владыкой,

Властолюбиво поправ дружбу и узы родства;

Рим, усилясь втройне, вражду, преступления, дружбу

Завоевал и пресек и, одаряя, обрел;

Рим, создаваясь, храним был твердо заботами знати,

Силой соседей своих, морем и местом своим.

Дерево, и мастера, и деньги с севера, с юга

Шли, и служило стеной самое место ему.

Щедрыми были к нему и вожди, и счастливые судьбы,

Каждый художник, весь мир Риму дары свои нес.

Град сокрушился, но в честь ему и великую славу

Только одно я хочу вымолвить: это был Рим!

Но ни годов череда, ни меч, ни пламя пожара

Не были в силах дотла славу его сокрушить.

Рим стараньем людей воздвигнут был столь величаво,

Что и старанье богов не сокрушило его.

Мрамор опять собери, и богатства милостью вышней

Нового пусть мастера будут стараться достичь.

Но не удастся создать никогда им подобной твердыни,