Книга Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Поставив задачи службам и родам войск, Рокоссовский перешел к характеристике противника.

— Установлено, что в полосе нашего наступления противник имеет два рубежа обороны в 20 километрах от Одера. В глубине воздушная разведка обнаружила третью полосу. — Маршал повернулся к Виноградову. — Иван Владимирович, данные подтвердились?

— Да, подтвердились, — поднялся генерал.

— Против нашего фронта находится крупная группировка противника, состоящая из курсантов учебных заведений. Кроме того, на южном участке фронта обороняются 3-я танковая немецкая армия, три армейских корпуса, три артполка и артиллерийская дивизия. — Он сел за стол и продолжил: — Самое тревожное заключается в том, что наиболее сильная группировка гитлеровцев располагается именно там, где мы собираемся, вопреки нашим правилам, наносить главный удар. Спросите: почему? Отвечу: обстановка сложилась так, что изменить направление главного удара невозможно. — Рокоссовский поднял руку, призывая к тишине. — Разрабатывая Берлинскую операцию, советское командование учитывало стратегическую и политическую обстановку. Несмотря на явный проигрыш войны, фашистская верхушка на что-то надеется. Она рассчитывает на какие-то силы, которые могут Германию спасти. Отсюда вытекает и главная задача наших войск: как можно быстрее разгромить немецко-фашистскую группировку на Берлинском направлении, овладеть немецкой столицей и выйти на реку Эльба.

Рокоссовский сделал паузу, давая возможность участникам совещания осмыслить сказанное, потом продолжил:

— Выполнение этой задачи возлагается на три фронта. — Он снова подошел к карте. — На 1-й Белорусский, 1-й Украинский и 2-й Белорусский. В общих чертах операция должна развиваться следующим образом. — Командующий фронтом подошел к столу, выпил несколько глотков чая и вернулся к карте. — Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходит город с севера, 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина. Наш 2-й Белорусский фронт наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных ударов противника с севера, и на этом направлении ликвидирует вражеские войска, прижимая их к морю. Срок начала операции для войск Жукова и Конева — 16 апреля, для нашего фронта 20 апреля.

По палатке пробежал шумок.

— Да, да, друзья, 20 апреля. — Рокоссовский подошел к столу, оглядел своих соратников. — Кровь из носу, а мы должны быть на исходных позициях и начать наступление в срок. — Он глянул на карманные часы. — Судя по всему, мы проводим последнюю операцию в этой войне. Матери, жены, близкие ждут не дождутся своих родных с фронта. Я прошу вас и требую принять все меры для сохранения жизни людей. Это, пожалуй, самая главная задача в этой операции. Надо — приостанавливайте наступление, не жалея боеприпасов, подавляйте огневые точки, активно привлекайте для этого артиллерию и авиацию. Все команды на этот счет им выданы. По моему разумению, теперь уже не имеет существенного значения, когда мы добьем фашистов — днем раньше или днем позже, — главное, чтобы было меньше жертв. На этом заканчиваем разговор и приступаем немедленно к делу.

2

В начале апреля уже начали подсыхать дороги. Войска 2-го Белорусского шли и шли на запад. В тучах пыли двигался нескончаемый поток машин, повозок, пехотных колонн.

Рычали тягачи; злобно фыркали грузовики, везущие тяжелые боеприпасы; гудели полуторки, в которых сидели запыленные, с потемневшими лицами, солдаты; парусами поднимался брезент над «Катюшами».

Приспособившиеся к войне, ритмично переставляли ноги лошади; прижимаясь к обочине дороги, скрипели крестьянские телеги; дымящимся потоком скрежетали танки.

Машина командующего фронтом, обгоняя колонны войск, пробиралась между воронками от бомб и снарядов, обгоревших артиллерийских лафетов, танков и машин. Когда до Одера оставалось несколько десятков километров, Рокоссовский подъехал к остановившейся на привал колонне.

— Чье соединение? — спросил маршал, заметив хорошую организацию передвижения войск.

— Корпус генерал-лейтенанта Аревадзе, товарищ маршал.

— Где командир?

— В голове колонны.

— Спасибо, полковник! — сказал командующий фронтом и сел в машину.

— Маршал Рокоссовский! — разнеслось по колонне.

Когда этот клич докатился до генерала Аревадзе, он тут же достал из машины принадлежности для чистки сапог и начал наводить на них зеркальный блеск. Он надел новую пилотку, влажным полотенцем протер лицо, машинально поправил брови. Педантичная аккуратность генерала не однажды была предметом досужих разговоров. Многие подчиненные называли его «фронтовым щеголем». Аревадзе знал об этом и не обижался. Он был уверен, что во внешнем виде командира, особенно в условиях войны, заложены любовь к жизни, уважение к людям, которыми ты управляешь, к самому себе и уверенность в победе. Машина командующего фронтом резко притормозила у «Виллиса», стоявшего у обочины дороги.

— Товарищ маршал Совет… — Пытался доложить Аревадзе, щелкнув каблуками.

— Михаил Егорович, — перебил его Рокоссовский, улыбнувшись. — Что случилось, почему без усов?

— Я дал себе слово, товарищ командующий фронтом, как только ступлю на территорию Германии, то сразу сбрею усы.

— Чем это вызвано?

— Не хочу, чтобы женщины тех мужчин, с которыми я воюю, любовались моими красивыми усами.

— Остроумно, — рассмеялся Рокоссовский.

— Приглашаю на чай, товарищ маршал, — сказал генерал, покосившись на походный столик, за которым хлопотали адъютант с водителем.

— За язык никого не будем привязывать? — усмехнулся Рокоссовский, напомнив генералу о забавном приключении на Курской дуге.

— Никак нет, — покраснел Аревадзе, в душе радуясь, что его еще раз свели фронтовые дороги с этим знаменитым и простым человеком. Их первая встреча, благодаря Аревадзе, приобрела большую огласку, обросла неправдоподобными подробностями и теперь уже смахивала на анекдот, который гулял по всему фронту.

— Теперь скажите, как идет переброска войск? — спросил командующий фронтом, допивая чай.

— Все идет по плану, товарищ маршал, — бодро ответил Аревадзе. — Мы даже опережаем график на десять часов.

— Артиллерия не отстает?

— Никак нет, я ее держу впереди колонны. У меня на учете каждая пушка.

— Вот за это молодец, Михаил Егорович, — поднялся Рокоссовский.

Похвала маршала была бальзамом для впечатлительной души Аревадзе, для его гордой самолюбивой натуры. Он вдруг покраснел, заморгал глазами и взволнованно произнес:

— Мы на пороге конца войны, товарищ маршал. Я уверен — последняя ваша операция будет такой же успешной, как и остальные. Заранее поздравляю вас с победой.

Рокоссовский добродушно улыбнулся и, прощаясь, произнес:

— Желаю успеха, Михаил Егорович. Но победу трубить еще рано.