Книга В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

Эти операции готовились с показной уверенностью, но мы в своих бараках испытывали все, что угодно, только не уверенность. Йодль, как всегда, отказался обсуждать детали. Хотя я и был тогда его непосредственным подчиненным, но только спустя много времени после войны, к великому своему изумлению, узнал из других источников, что в этот период Йодль и даже Кейтель говорили на совсем другие темы. Гросс-адмирал Дёниц так записал одну беседу с ними, которая состоялась 12 июня 1944 года:

«Кейтель с Йодлем считают положение очень серьезным, хотя по-прежнему думают, что у нас есть шанс, если повезет, не допустить расширения плацдарма. Больше всего надежд возлагают на то, что попытка противника высадиться в другом месте потерпит неудачу. Сомнительно, что противник сделает такую попытку. Самым подходящим местом для этого должен быть участок между Дьепом и Булонью или между Кале и Шельдой. Предполагается, что массированные бомбардировки Лондона, с одной стороны, отвлекут вражескую авиацию, а с другой – склонят противника к попытке повторить десантную операцию в Северной Франции. Если противнику удастся прорваться с нынешнего плацдарма и он получит свободу действий для мобильной войны во Франции, тогда вся Франция для нас потеряна. Следующим рубежом обороны для нас станет линия Мажино или старая линия Зигфрида. Фельдмаршал Кейтель верит, что даже тогда остается шанс защитить Германию. Генерал Йодль не связывает себя обязательствами в этом отношении, поскольку все зависит от того, как будет развиваться ситуация и много ли войск удастся сохранить».

В течение всего времени боев на западе Йодль никогда не вел с Гитлером разговоров в таком духе, тем более со своим собственным штабом.

Когда я вернулся из Италии, прием, оказанный мне моими начальниками, имел долговременные последствия и оказался характерным для взаимоотношений, сложившихся в ставке. Еще до отъезда я был убежден, что при нынешней обстановке как никогда важно превратить природный апеннинский рубеж в главную линию обороны на Итальянском театре военных действий и что только окончательный отвод войск на эту подготовленную позицию позволит высвободить в Италии силы, необходимые нам на Западе. Настоятельные просьбы начальника штаба группы армий Кессельринга, а также трехдневная поездка по северу Апеннин укрепили меня в моем мнении на этот счет. Но когда вечером 10 июня, разговаривая с Йодлем из Северной Италии, я предварительно высказал свои впечатления, из его ответа стало ясно, что в ставке опять приняли преждевременные решения, полностью повинуясь воле Гитлера. И это несмотря на то, что меня специально командировали туда, чтобы я смог доложить обстановку, и даже не выслушав моих оценок. «Я только настойчиво советую вам, – сказал Йодль по телефону, – будьте чрезвычайно осторожны, когда вернетесь сюда и представите свой доклад».

Дату моего доклада затем несколько раз отодвигали. Гитлеру явно не хотелось даже слушать меня, и на одном из ежедневных совещаний Кейтель шепотом посоветовал мне «оставить попытки» и не докладывать вообще. Я с возмущением отказался, не только потому что знал тамошнюю обстановку лучше любого другого, но и потому что чувствовал, что обязан защищать интересы наших войск в Италии, которые по-прежнему ведут тяжелые арьергардные бои. Когда позднее в тот же день пришел час моего доклада, я едва успел произнести несколько слов. Я принес с собой ряд документов с цифрами и техническими данными, подтверждающими мою точку зрения, но, поскольку все это противоречило заранее сложившемуся мнению Гитлера, он отмел их, излив поток возражений и опасений, и, когда я отказался идти на попятную, дал знак своему помощнику убрать карты и таблицы, даже не взглянув на них.

Никто меня не поддержал. Подводя итог, Гитлер заявил, что наверняка пройдет еще месяцев семь, прежде чем позиция на Апеннинах будет готова. Приказ Кессельринга об отводе войск на эту позицию отменили, и теперь Гитлер потребовал «стабилизировать линию фронта по крайней мере на широте Тразименского озера». В то же время линию Гота, как ее до сих пор называли, понизили в ранге до «зеленой линии». Фельдмаршал Кессельринг несколько недель был в немилости. Прибыв в начале июля в Бергхоф для устного доклада, он добился не больше, чем я. Вердикт Гитлера был таков: «Единственный район, который обеспечивает защиту от превосходящих сил противника и ограничивает свободу его передвижений, – это узкое брюхо Италии». Йодль старательно все записал, добавив следующую загадочную сентенцию: «Красочное описание обстановки фюрером и настойчивое утверждение необходимости (sic) бороться за каждый квадратный километр земли и за каждую неделю». В защиту столь эмоционально выраженного стратегического курса, а также с целью оправдать свою антипатию к «зеленой линии», Гитлер в сотый раз привел цифры людских и материальных затрат, ушедших на создание линии Зигфрида. Йодль записывает: «Ее длина 700 километров, временами на ней трудилось 700 000 человек. Ежедневно прибывало 350 железнодорожных составов и столько же по внутренним водным путям. На нее ушло 18 месяцев труда одних лишь немецких рабочих. Там было 4000 бетономешалок».

Конечный результат этих решений, в которых доминирующими факторами выступали политика и престиж, можно было бы подытожить таким образом: два месяца спустя, в конце августа, наши войска, оставленные на милость вражеской авиации, все равно вынуждены были отойти к рубежу на Апеннинах. К этому времени они оказались полностью истощены, и потому противник сразу же захватил эту позицию на самом слабом ее участке – со стороны Адриатики. Только когда это было уже слишком поздно, первые части из Италии были отпущены в качестве подкрепления на Запад.

В германской верховной ставке вся стратегия защиты от вторжения все больше увязала в трясине нерешительности в главных вопросах и бесконечных обсуждений деталей. Однако через десять дней после начала вторжения Гитлер неожиданно решил обсудить ситуацию лично с фельдмаршалами Рундштедтом и Роммелем в Марживале близ Суасона, где была оборудована штаб-квартира W2, подготовленная «Организацией Тодта» в 1943 году для верховной ставки на случай вторжения. Главнокомандующий нашими войсками на Западе просил, чтобы либо Йодля, либо меня командировали на Западный фронт, чтобы «обсудить будущую стратегию», что и стало причиной этой поездки. Ввиду обстановки, сложившейся в середине июня, Гитлер не собирался надолго задерживаться в Марживале. То была его последняя поездка во Францию; и то был единственный случай, когда эта огромная штаб-квартира использовалась по назначению, хотя впоследствии при отступлении немецкие войска временно использовали ее как укрепленный пункт.

Книги о войне дают множество драматических описаний этой встречи, начиная с рассказа о демонстративно враждебном, по причине падения сбившейся с курса ракеты «Фау-2», отношении Роммеля к безрассудному перелету. Ничего этого нет в записях Йодля. Он был единственным членом штаба оперативного руководства ОКВ, принимавшим участие в этой встрече, а вся поездка продолжалась лишь один день.

Единственным интересным фактом в записях Йодля является то, что «жалоба на превосходство противника в воздухе» фигурирует под номером один. После этого ни на ежедневных совещаниях, ни в разговорах со мной, как всегда редких и немногочисленных, не прозвучало ни малейшего намека на то, что именно там происходило. Официальные отчеты об этой встрече так же неинформативны, как и многие другие документы верховной ставки за тот период.