Книга Древнерусская игра. Украшения строптивых - Арсений Миронов

— Ты делаешь ошибку, княжич. — Ее голос шелестит, как коса в пыльной траве. — Спасаешь Потыка, теряешь себя. Отдаешь ферзя за пешку!

— Повтори, — спокойно и строго сказал Данька. — Повтори последнюю фразу.

— Ты… меняешь ладью на лапоть, вот что я сказала! — озлобленно выдохнула Псаня. — Губишь будущего исполина Зверку ради ничтожного Потыка…

— Все, замолчи. — Данила вдруг устал. — Я уже принял решение.

Хлопнула дверь. Взбешенная поляница выскочила из комнаты. Невежливая барышня, усмехнулся Данила. Разве можно так вести себя с высокородной особой княжеской крови? После неприятного разговора гудит в голове. Впрочем… гул доносится снаружи; там по-прежнему буйствуют мои головорезы. Мои милые бандиты, воры и ярыги. Господи, как я одинок.

— Братец? — Дверь приоткрылась, робко просунулась рыжая головка. — Она ушла? Ты велишь мне зайти?

Княжна проскочила в узенькую щель, подбежала к лавке и присела — ровная спинка, — сжатые коленки. Свежая сорочка, пламенные косички рассыпались по плечам. С виноватой улыбкой помахала Даньке костяным гребешком:

— Миленький братец… Ты такой грустный! Ложись сюда. Хочешь, расчешу твои волосы?

Второй раз за день мягко закружилась голова. Данила понял: больше всего на свете. Ему хотелось бы сейчас. Лечь на эту лавку. И положить голову Руте на колени.

Поспешно выходя из комнаты, успел заметить проклятые ржавые железки в рыжих косичках сестры. Она вплела их в волосы. Эти корявые толстые кольца из Алешкиной кольчуги.

Неужели она любит его?

Очень сильно толкнув дверь избушки, княжич Зверко вышел на площадь. Толпа вскипела; взметнулось и опало черное облако степняцких шапок, десятки волосатых лап потянулись за княжеским рукопожатием — Зверку мигом окружили телохранители… «На Чурилу! На Кумбала!» — горланила площадь, от переливчатого свиста поднялся ветер. «Надо говорить с народом, княжич! — зашептал подбежавший Стыря. — Они хотят плыть до Глыбозера и бить полканов… Скажи свою волю…»

Я скажу, кивнул Данька. Его провели через площадь к старому полусгнившему ветряку, распялившему недвижные лопасти над вишневыми зарослями. Перед мельницей возвышалась груда старых жерновов — Даньку подхватили на руки, подсадили наверх — чтобы всем видать нашего княжича, нашу надежу… «Слава наследнику!» — буйно обрадовалась толпа; Данила стащил с головы шапку и поклонился.

Говорить невозможно — на площади почти полтыщи заправских крикунов, многоголосый рев поднимается к притихшим звездам: кажется, что деревья мелко вибрируют, густо роняя листву. «Лю-Бо! Лю-Бо!» — скандируют первые ряды. «Сла-Ва Звер-Ке!» — накатывает сбоку. И сзади, как ровный рокот прибоя: «бей… по… гань!.. бей… по… гань!»

Данька поднял руку и — сразу оглох от внезапной тишины. Затихли! Остался ровный шумовой фон — утробное гудение сотен желудков да шорох пламени в факелах; нервное потрескивание веток под ногами да скрип ремней. Лиц не видно, только глаза мигают во мраке — будто ночное море светится. Вооруженная толпа — вовсе не самое уродливое чудовище на свете, внезапно подумал Данька.

— БРАТЦЫ!

Ух! Колыхнулось, опять закипело — будто круги по воде побежали! Шум снова разрастается, надо спешить. Данька вдохнул глубже, и…

— НАДО БИТЬ КУМБАЛА!

Пока все. Рев и визг на десять минут… Терпеливо выждав, можно улучить момент для очередной фразы:

— ВЫРУЧИМ КНЯЗЯ ЛИСЕЯ! ВПЕРЕД, НА ГЛЫБОЗЕРО!

Теперь в толпе блестят не только глаза — зубы, лезвия и клыки-амулеты, задиристо вскинутые в кулаке над головой. Уши попросту болят, в голове стучит болезненный колокол. Надо заканчивать выступление. Осталось немного.

— ИДИТЕ НА ГЛЫБОЗЕРО, БРАТЦЫ!

«Веди нас, княжич! Слава наследнику!» — заходится лаем полупьяная орава. Он снова поднимает руку — нет, шум не стихает — надо орать. Зачем-то глянул вверх, на звездное небо — ничего не увидел, судорожно вдохнул — как перед прыжком в холодное озеро… И даже прикрыл глаза, выкрикивая тщательно, по слогам:

— НО ЗНАЙТЕ… Я НЕ ПОЙДУ С ВАМИ.

VII

Из куста шипуля, за ногу типуля?

Узольская детская загадка

Рычащая тишина.

— Я дал обещание, — произнес Зверко, проталкивая слова в плотные слои тишины. — Я обещал спасти своего старшего брата Михайлу Потыка. Он попал в беду. Он в Калине. Я должен ехать в Калин.

«Калин… Потык…» — забулькала гремучая смесь под ногами. Пронзительный взгляд Хлестаного бьет Даньку по лицу. «Кидает нас… уходит?» — недоверчиво оглядываются молодые. «Он обещал!.. Родного брата!» — хрипит, доказывая соседям, бритый Черепанка, сразу и заранее простивший обожаемого княжича за все. Кажется, толпа уже делится надвое: одни злятся, другие всерьез прикидывают — а… далеко ли до Калина?

В задних рядах движение, недовольные крики… Данька удивился: темная фигурка всадника расталкивает людишек! Крупный соловый жеребец продавливает дорогу в толпе, а отважный человечек хлещет плетью направо и налево, дергается в седле и кричит во всю голову:

— Пословный человек! Вести для княжича!

Данила беспокойно улыбнулся. Он не ждал почты.

«Пропустите пословника… Ррразойдись»… — зашипела толпа, и будто из темной пены выскочил, мокрый и растрепанный, стройный человечек в темном костюме с белым поясом на бедрах — упал из седла на бритые головы телохранителей в первом ряду: вырвался, кинулся в ноги:

— Послание тебе, княжич!

И взмахнул черной холщовой сумочкой над головой. Только теперь Данила понял, что лицо почтальона темно от засохшей крови, а правая рука… господи, она оторвана по локоть. Только оборванный холостой рукав болтается.

— Послание с того света, — горько улыбнулся вестник и, пошатнувшись, повалился вбок, в толпу. Его подхватили, поставили на ноги. Данька сделал шаг вперед. Бесполезно: в темноте не поймешь выражения глаз. Блестят, и только.

— Меня зовут Пустельга. Я был в плену Кумбал-хана! — гордо прохрипел вестник, размахивая пустым рукавом. — Я сумел бежать!

Орава взвыла и качнулась вперед: «Наш! беглый! от Кумбала!» — ударило брызгами, израненного человечка едва не раздавили в объятьях; прижали к каменным жерновам под ногами у княжича… Узкий волнорез телохранителей жестко качнулся навстречу толпе; вестника отцепили, протащили за оцепление — поспешно и почти невежливо подвели к Зверко.

— Говори, — прокричал наследник, поворачиваясь к толпе боком и закрывая глохнущее ухо ладонью. Человечек вытаращил глаза и открыл рот — видимо, что-то выкрикивал.

— «Я был в плену», — внезапно донеслось до Данькиного мозга. — «Там я видел умирающего богатыря! Кумбал-хан перехватил его на дороге в Калин. Богатыря звали Потык. Он был весь истыкан разрыв-стрелами. Его тело бросили во Влагу».

Данька поманил пальцем. Вестник Пустельга привстал на цыпочках, выставляя чумазое ухо с потемневшей серебряной серьгой. Данька не выдержал: рыком протянул руки и… грубо схватив почтальона за голову, с двух сторон — за лицо и затылок, прокричал прямо в раззявленное ухо, будто в раструб морской раковины: