Книга С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить - Том Митчелл

В тот день я прибыл в порт Буэнос-Айреса и, стараясь не показывать волнения, встал в очередь под указателем «Въезд». Я показал паспорт с визой сотруднику иммиграционной службы, после чего встал в длинную очередь, ведущую к таможенникам. Сотни пассажиров медленно продвигались к таможне, где они ставили на стол свой багаж, демонстрировали его содержимое и отвечали на вопросы, если таковые возникали. За процессом досмотра наблюдали вооруженные солдаты. Дело в том, что в те времена после недавнего военного переворота было введено военное положение.

У меня от волнения пересохло в горле, но я чувствовал себя уверенно, потому что тщательно продумал свои аргументы. Хуан Сальвадор был у меня в авоське между ног, и я медленно продвигался в очереди, переминаясь с ноги на ногу, как один из пингвинов-родителей с маленьким пингвиненком.

Наконец я подошел к столу освободившегося таможенного инспектора, которого выбрала мне моя судьба. Я поставил свой рюкзак на стол, расположенный на уровне моего пояса. Одетый в форму молодой таможенник приятной наружности приветствовал меня словами:

– Buenos días.

Я не успел ответить, как рядом с таможенником появился его коллега, показывающий на свои наручные часы. Первый таможенник произнес своему сменщику Gracias’ и ушел. Теперь передо мной предстал новый таможенник. Это был тучный человек с отвисшей нижней челюстью, которая, казалось, была гораздо больше верхней. Его светло-коричневая форма была помятой. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, потому что шея его была слишком толстой, а галстук немного приспущен. Изо рта у него свисала потухшая сигарета-самокрутка; седеющие усы были желтыми от никотина, а подбородок и щеки украшала трехдневная щетина. На нем были большие зеркальные очки, поэтому его глаз я не видел. Пожалуй, это был самый недоброжелательный таможенный инспектор, которого можно было себе представить.

– Что декларируем? – спросил он.

– Ничего, – ответил я собственному отражению в его зеркальных очках.

– Из какой страны прибыли? – задал он вопрос недовольным и негостеприимным тоном.

– Из Уругвая.

Таможенник понял, что я всего лишь турист из Европы и вряд ли могу вести что-нибудь запрещенное, поэтому он наклонил голову набок, показывая, что я могу двигаться дальше. Я снял рюкзак со стола и пошел. Ура! Вот оно, счастье! Все оказалось гораздо проще, чем я предполагал. И чего я все утро переживал и волновался? В моих глазах таможенник сразу превратился в нормального человека, если не сказать в ангела.

Однако я слишком рано начал радоваться. Не знаю, в чем причина – в том, что мое волнение каким-то непонятным образом передалось Хуану Сальвадору, или просто впопыхах я наступил ему на лапу. Не знаю, в чем была причина, но совершенно неожиданно Хуан Сальвадор издал первый звук, который я от него услышал. И это был очень громкий и пронзительный звук, похожий на кряканье.

Через мгновение все разговоры в большом зале притихли. Наступила гробовая тишина, и все оглянулись, чтобы понять причину этого очень странного звука. Казалось, я физически чувствую, как сотни глаз устремились на меня. Мое лицо зарделось. Интерес прибывших пассажиров мгновенно переключился на меня. Въезжающие в страну, видимо, втайне надеялись, что все таможенники займутся мной, а их темные контрабандистские секреты так и останутся нераскрытыми. Мое разыгравшееся воображение уже рисовало, как солдаты за моей спиной снимают с предохранителей карабины и достают наручники.

– Что это было, черт подери?! – рявкнул таможенник. Он перегнулся через стол, за которым стоял, и посмотрел вниз, на авоську с пингвином.

– Это вы о чем? – спросил я, стараясь выиграть время.

– Да о том, что у тебя в авоське, которую ты пытаешься спрятать!

– А-а-а, авоська, – ответил я. – Да там обычный пингвин, которого я совершенно не собираюсь прятать.

Я произнес это спокойным и уверенным тоном, хотя не чувствовал ни спокойствия, ни уверенности. Мои неприятности в автобусе были просто цветочками, а вот проблемы на таможне – это уже дело очень серьезное.

– В Аргентину запрещено ввозить животных! Контрабанда скота – это уголовно наказуемое преступление!

Я не зря так долго мысленно проговаривал свои аргументы и начал терпеливо доказывать таможеннику, что пингвины не скот, а дикие птицы, которые совершенно свободно перемещаются вдоль побережья Аргентины и Уругвая и даже иногда встречаются в Бразилии и ни у кого не спрашивают на это разрешения. Этот конкретный пингвин возвращается в Аргентину через таможню исключительно потому, что с ним произошел несчастный случай, в результате которого ему для путешествия потребовалась помощь провожатого, а именно – меня. Как только здоровье пингвина позволит, он незамедлительно присоединится к своим сородичам и снова заживет нормальной жизнью, мигрируя между разными странами, как и раньше.

Я говорил без умолку, потому что боялся того, что́ может произойти, когда я замолчу. Я говорил о том, что для въезда в страну пингвины обычно никак не обременяют таможенные и пограничные службы Аргентинской Республики. Кроме всего прочего, меня нельзя обвинять в контрабанде, потому что я занимался репатриацией этой птицы. (Я был очень горд именно этим, как мне казалось, исчерпывающим аргументом и надеялся, что он «закроет тему». Этого, конечно, не произошло.)

Таможенник слушал мои разглагольствования с выражением, напоминавшим подошву армейского сапога. Было очевидно, что его совершенно не тронули мои слова. Если судить по его реакции, можно заподозрить, что после очередного военного переворота в стране отменили все демократические свободы не только пингвинов, но и людей.

– Пройдемте, – сказал таможенник, поманив меня толстым, как сарделька, пальцем, повернулся и направился в сторону открытой двери помещения для личного досмотра. Подавленный происходящим, я взял рюкзак и авоську с Хуаном Сальвадором и последовал за ним. Таможенник закрыл за мной дверь. В комнате стояло зловоние, а стены и дверь были такими толстыми, что звуки из большого зала не проникали внутрь.

– Покажите, – потребовал он. Я поставил Хуана Сальвадора на стол и снял с него бумажный пакет. Птица сначала посмотрела на меня, а потом на таможенника.

– Ничего себе! Действительно пингвин! – с удивлением произнес таможенник.

– Как я вам и говорил. Я понимаю, что обычно мигрирующие птицы не проходят таможенный контроль. Это аргентинский пингвин, и он пробудет со мной до тех пор, пока не оправится после последствий одного неприятного события, которое ему пришлось пережить.

Таможенник задумался, поглядывая то на меня, то на пингвина.

– А вы вообще уверены, что это аргентинский пингвин? – недоверчиво спросил он наконец и наклонился над Хуаном Сальвадором, чтобы получше его рассмотреть. – Если это аргентинский пингвин, то это, конечно, меняет дело.

– Вне всякого сомнения, аргентинский! – бодро заверил я. – Самый настоящий аргентинский пингвин, вылупившийся в районе Рио-Гальегос, на юге страны. Вот посмотрите на расцветку его оперения, – сказал я. И добавил: – Я очень хорошо разбираюсь в пингвинах.