Книга Выпускной роман - Светлана Лубенец

– Она красивая, – и тяжко вздохнула.

– Не красивей других!

– Ну уж красивей меня-то точно! – В голосе Бондаренко слышалась такая безнадежность, что Тамара временно забыла о собственной персоне:

– Да если тебя как следует накрасить, ты ей сто очков вперед дашь! – выпалила Рогозина. Вообще-то она была уверена, что бледную немочь – Аську ничто не сможет украсить, но в данном конкретном случае можно было покривить душой и преувеличить бондаренковские достоинства.

– Не буду я краситься – мне не идет.

– Совсем с ума сошла! Макияж всем идет!

– Я использую макияж...

– Лучше бы уж вообще не красилась, чем так! Ты подчеркиваешь свою бледность, а надо выпячивать достоинства!

– Не хочу я ничего выпячивать...

– Ага! Знаем! Полюбите нас бледненькими, яркеньких всяк полюбит! – переиначила известную пословицу Рогозина. – Черта с два! Та же Джульетиха, похоже, вообще не красится – яркая от природы!

– Ну вот... – уныло проговорила Ася.

Тамара безнадежно махнула рукой в сторону подруги и сказала:

– В общем, как хочешь... Честно говоря, мне, наверно, единственной в классе на руку, что Дунаевский втрескался в эту Юльку.

– Это почему-у-у же... – обиженно протянула Ася.

– Да потому, что Кулешов тоже все на Дергач косится. Но если она будет занята Олежеком, то Кирюхе ничего не светит и он останется при мне. Заметь, Аська, я тебе всю правду говорю, хотя знаю, что ты Юльку готова удушить, чтобы Дунаевский тебе достался.

– Скажешь тоже... – буркнула Бондаренко, но в ее голосе Тамара вдруг почувствовала небывалую силу, а потому настороженно попросила:

– Ну-ка, ну-ка... скажи еще что-нибудь!

– Что тут говорить?! Оказалось, что мы с тобой, Томка, на разных полюсах!

– Ага! То есть и ты, тишайшая Анастасия Бондаренко, решила встать на тропу войны? – удивилась Тамара и уточнила: – Со мной?

– Чего мне с тобой воевать? Что мне это даст?

– А что тебе может что-то дать?

– Отстань, Томка! – так яростно отрубила Ася, что вконец изумленная Рогозина, раскрыв рот, осталась сидеть на подоконнике рекреации в то время, как подруга быстро спрыгнула с него и скрылась за поворотом школьного коридора. Догонять ее Тамара не стала.

* * *

Ася Бондаренко пришла из школы, налила себе чаю и положила на тарелочку целых три пирожка: с капустой, с творогом и с курагой. Асина мама была большой мастерицей по части пирогов, и обычно девушка могла съесть сразу три пирожка с разной начинкой, а то и больше. Сегодня она никак не могла заставить себя откусить и кусочка. Чай в любимой чашке с ромашками безнадежно стыл.

Конечно, Олег Дунаевский и раньше не баловал Асю вниманием. Но он и не крутил серьезных романов ни с кем, а потому у девушки всегда оставалась надежда. Даже не надежда, а почти уверенность в том, что Олег непременно ее оценит. Вот еще раз взглянет повнимательней и поймет наконец, как она выгодно отличается ото всех. Она действительно мало красится. И не потому, что не понимает всю важность макияжа в современных условиях. Она именно не хочет быть такой, как все. Природа наделила ее бледными нежными красками, и это было ее отличительной особенностью, изюминкой. Она чувствовала себя эдакой тургеневской девушкой среди густо размалеванных и раскрепощенных современных красавиц. Ася считала, что в ней есть та самая тихая прелесть, о которой так любили писать классики отечественной литературы. В конце концов, все классические герои, оказывались влюбленными в ничем особо не примечательных женщин. Ну вот, например, Печорин – любил Веру, Онегин – полюбил Татьяну, хоть поначалу и кочевряжился, Андрей Болконский выбрал не особо блестящую барышню – Наташу Ростову, ну а о героях и героинях Тургенева и говорить не стоит. Олег Дунаевский, как человек очень неординарный, должен был непременно выбрать ее, Асю Бондаренко. И он выбрал бы! Он уже почти выбрал! А тут вдруг возьми и появись этот 11-й «В», а с ним – Юлия Дергач. Джульетта... Да-а-а, Олега, конечно, понять можно. Не он один выбрал бы Джульетту Дергач среди сотен тургеневских девушек...

А Юля-Джульетта хороша. Она как бы Асина противоположность. Ася – светлая блондинка с голубыми глазами, Юля – шатенка с темно-серыми. Ася – как бы Одетта, а Юля – Одилия. А Дунаевский, как принц Зигфрид, увлекся колдуньей Одилией. На самом деле Ася совсем не знала, что собой представляет Дергач. Может, она неплохая девчонка, но Асе хотелось считать ее злобной колдуньей, которая приворожила к себе Олега каким-то зельем, отравой... А потому Дунаевского надо было срочно спасать! Надо было срочно что-то делать! Нельзя больше позволять событиям развиваться своим чередом. Вот только бы придумать, что именно лучше всего сделать!

* * *

Олег Дунаевский стал нервничать. Каждое утро он теперь встречал с неудовольствием. Проснувшись, сразу начинал представлять, как придет в школу, а одноклассники будут опять отворачиваться от него с презрительными минами.

Игорь Игоревич Гордеев в отместку за гибель любимого демократизатора отказался пускать в свой кабинет не только Олега, но и весь 11-й «А» скопом, настаивая на том, что все должны перед ним повиниться и раскаяться в содеянном. Народ 11-го «А» виниться не хотел. Одноклассники понимали, что ни у кого из них не хватило бы смелости сломать Игорьку его любимый демократизатор. Признаваться в этом никому не хотелось, а потому на классном часе, посвященном разбору происшествия, то и дело звучали следующие реплики:

– Дунаевский ломал, пусть он и извиняется!

– Если из Дунаевского крутизна лезет, мы тут ни при чем!

– Один будет что-то из себя изображать, а мы отдувайся!

– Каждый был бы рад сломать эту дурацкую указку, но мы ведь как-то держим себя в рамках приличий!

– Дать бы Олежеку в ухо!

Олег, принимая все укоризны, изо всех сил доказывал классной даме, Нелли Степановне, что он один виноват в этой дурацкой истории, а потому один и должен извиняться, и даже готов это сделать. Более того, он готов собственноручно выточить в кабинете труда новый демократизатор и даже украсить его надписью со словами извинений. Игорь Игоревич продолжал настаивать на своем: извиниться перед ним должен весь класс. Истории как учебного предмета у 11-го «А» не было уже вторую неделю.

Новый демократизатор Олег выточил, как обещал, выжег на нем просьбу о прощении и даже покрыл указку лаком в два слоя. Директор лично принесла в кабинет истории изготовленный Дунаевским предмет и просила Игоря Игоревича принять повинного Олега в единственном экземпляре, поскольку он один только во всем виноват, и надо проявить справедливость и лояльность ко всему остальному классу. На слове «лояльность» историк сдал свои позиции, царственно выслушал извинения одного лишь Дунаевского, а также из рук в руки принял и новый демократизатор, но отношения с этим классом у него остались напрочь испорченными. Учащиеся 11-го «А» оказались свидетелями его учительского позора (ну как же: ученик покусился... и посмел...), а потому были виноваты перед ним уже одним только этим. И они должны были прочувствовать, что с ним, Игорем Игоревичем Гордеевым, больше такие «шутки» не пройдут. Историк, конечно, перестал тыкать в плечи учеников новым демократизатором – от греха подальше... но требования к предмету ужесточил. История стала сущим наказанием 11-го «А». Класс, который считался физико-математическим, не мог простить этого Дунаевскому. Мало кому нужна была история для поступления в вузы, а подготовка к ней занимала массу времени, отнимая его от занятий математикой, физикой и химией.