Книга Что будет, если я проснусь - Анна Монахова

зелёную траву тяжёлые красные яблоки.

Глава 8

Я не знаю, за что новогодний праздник любят другие. А мне всегда нравилось в Новый год загадывать желание. Я каждый раз загадывал что-нибудь новое. Правда, сбылось пока только одно. Тогда мне было восемь лет, и я отчаянно хотел велосипед, по тем временам крутой. И мне его подарили. Другие желания сбываться не спешили. Но я каждую новогоднюю ночь что-нибудь загадываю.

Говорят, Новый год пахнет мандаринами. Но на самом деле он пахнет снегом, еловой хвоей и ожиданием. Всё преображается, переворачивается с ног на голову, как человечки в стеклянном шарике, заполненном ненастоящим снегом и настоящей сказкой. У меня есть такой шарик, несколько лет назад мне его подарила бабушка. Я тогда целыми днями мог его трясти и смотреть, как снег падает на маленький домик, выкрашенный в красный цвет, на очень маленьких людей и такого же маленького снеговика. Сейчас шарик пылится на книжной полке. Я подошёл к полке, взял шарик, смахнул пыль и вгляделся внутрь. Когда-то я на самом деле видел, как люди в шарике играли в снежки, а в доме кто-то развешивал на окна гирлянды. Теперь там было тихо. Я встряхнул шарик и увидел белые кусочки. Но это уже не был волшебный снег.

В дверь позвонили, и я побежал открывать. На пороге стояла Таня с пакетом в руках.

– С наступающим! – сказала она, смущённо улыбаясь.

– Заходи, заходи, не стесняйся, – я пригласил её войти, помог снять куртку.

Таня протянула мне пакет:

– Это тортик. Мы с мамой вместе его испекли.

– Отлично, – ответил я. – Мы здесь побудем недолго, а потом я тебя провожу домой. Проходи в комнату.

Стол, накрытый совместными усилиями бабушки и мамы, ломился от салатов, отец с обеда уткнулся взглядом в телик, пересматривая все старые фильмы подряд.

Когда в комнату вошла Таня, все с ней поздоровались. Начали спрашивать, что ей положить в тарелку, какой сок налить. Я удивлялся такому счастью до того момента, пока отец не отложил пульт от телика и, поддавшись уговорам мамы, не сел за стол. Он долго жевал «Оливье», разглядывая салат и ковыряясь в нём вилкой, а потом посмотрел на Таню. Он рассматривал её так, что я понял – «сейчас прольётся чья-то кровь». Мама, видимо, тоже что-то почувствовала. Она начала хлопотать вокруг него, то накладывать еды, то спрашивать, когда мы будем открывать шампанское. Отец односложно отвечал. А потом отложил вилку, так же, как до этого пульт, нахмурился и спросил у Тани:

– Итак, ты живёшь с мамой?

– Да, – ответила она и отвела взгляд.

– И как ты планируешь свою жизнь? Не будешь ведь всё время на шее у матери сидеть?

Я попытался встать со своего места, что-то сказать, но отец меня остановил:

– Сиди.

Таня, склонив голову, долго разглядывала узоры на скатерти, а потом подняла голову. Она ответила дрожащим голосом, то почти срываясь на крик, то полушёпотом:

– Знаете, Алексей Дмитриевич, я ещё пока не знаю, чем хочу заниматься. У меня есть время подумать. Может быть, буду социальным работником. На земле очень много людей, которым нужна помощь. Я, конечно, из-за своих проблем не могу ощутить чужую боль, как свою. Говорят, что я эгоистка, не умею сочувствовать, не ощущаю эмоций. Но это неправда. Просто я всё чувствую по-другому. А ваш сын научил меня дружить. Он не бросил меня в беде, защищал.

Таня вскочила со своего стула. Тут её за руку взяла бабушка, укоризненно глядя на отца. А он смотрел на Таню, и во взгляде отца что-то неуловимо менялось.

– Слушай, я не хотел задеть тебя за живое… – произнёс отец.

«Ещё как хотел. Я видел».

– Не сердись. Мне действительно важно было узнать, с кем общается мой сын. После всего того, что произошло с ним за эти полгода в школе, я не мог не забеспокоиться.

«Да неужели? Забеспокоился он».

– Но теперь, когда я с тобой познакомился, Таня, я вижу, что могу не волноваться. Давайте забудем всё, что я тут наговорил, и начнём праздновать, – отец поднял бокал с вином.

Таня медленно кивнула головой и ответила:

– Хорошо. С наступающим.

Все подняли свои бокалы, кто с вином, кто с соком. Пакт о перемирии был подписан. Можно было начинать поедать салаты. Таня не сразу успокоилась после разговора с моим отцом. Она долго не могла заставить себя съесть хоть кусочек угощения. Но заметив, как мы с бабушкой и даже мама, ухаживаем за ней и стараемся развеселить, Таня потихоньку успокоилась и даже попробовала фирменный бабушкин «Оливье». Родные тихо переговаривались о всяких пустяках, бабушка клевала носом (она обычно рано ложилась спать). А я думал о том, что мне всё-таки повезло с семьей. Это был лучший Новый год впервые за несколько лет.

В новогодние каникулы я пересмотрел все любимые фильмы, часами сидел в соцсетях, поздравляя всех знакомых с Новым годом, уничтожил все съестные запасы и несколько раз проиграл скучающему отцу в шахматы.

С Таней мы болтались по заснеженным скверам, один раз даже слепили снеговика. Она научила меня видеть в морозных узорах странные фигуры и лица. Это была игра, в которую нам никогда не надоедало играть.

Иногда мы забредали в маленькое кафе на углу проспекта Победы и стучали зубами, держа в ледяных пальцах обжигающе горячие чашки с какао. Полупустое кафе было наполнено ароматами кофе и бисквитов. Официанты, замученные предновогодней суматохой, теперь не спеша передвигались между столами. Город как будто вымерз и вымер, на улице ни души. Все, наверное, дома сидят вокруг великого включённого ящика, откуда достают то белых кроликов, то чёрные револьверы.

И только здесь, в кафе, телевизора не было. Здесь играла музыка, а на маленькой кухне повар колдовал над стейком для толстого мужика, обнимавшего пивную кружку одной рукой, а другой – свою глупо ржущую спутницу.

– Может, мне стать поваром? – сказал я с улыбкой Тане. – Буду всегда в тепле и заварном креме.

– А ты попробуй сначала что-нибудь приготовить, – ответила она на полном серьёзе. – Вот тогда и посмотрим, будет ли из тебя толк.

– Ну, да, – кивнул я, – будешь ты такое есть. Уж скорее на голову мне оденешь.

Мы рассмеялись, и в это время в кафе скользнула скрюченная фигурка в поношенном пальто. Старушка в вязаной шапочке медленно ковыляла между столами, что-то протягивая посетителям и шевеля замёрзшими губами. Она подошла к толстяку с пивом и начала что-то говорить, но тот сначала делал вид, что не слышит её, потом, поняв,