Книга Русалочка должна умереть - Соро Кет

До того поцелуя в конюшне…

Что происходит, когда старый папа-лев понимает, что его дочь выросла?.. Сам он ее отцом не был, но… ощущал себя как-то нехорошо. Одним из тех склизких линялых старцев, что отирались на берегу, глядя на молодых девчонок.

Летом молодежь то и дело устраивала турниры по пляжному волейболу. Мальчики Штрассенберги во главе с Сигурдом, против девчонок Ландлайен под капитанством Ви. Девчонки играли плохо, но эмоционально. С визгами, высокими прыжками у сетки и крепкими объятиями после удачных бросков. Мячики, что прыгали в их лифчиках, отвлекали всех сразу зрителей, судей и игроков. Женское собрание Штрассенбергов негодовало. Себастьян ожидал что, когда ребяткам настанет пора жениться, многие приведут именно этих девочек и редкие штрассенбергские невесты мыслили в том же ключе: лучших жеребцов уведут сисястые дылды!

В отличие от своих племянниц, Себастьян был этому рад.

Давно пора разбавить их женский генофонд. Особенно теперь, когда никто не мрет в родах, если бедра недостаточно широки…

– Хочешь сказать, – спросил он, наконец, – что я пытаюсь соблазнить дочь Фреда?

– Хочу сказать, что она подкатывает к тебе! Причем откровенно и нагло. А ты это позволяешь.

– Да прекрати ты! Это вышло случайно! – проворчал граф.

– Да? Что же именно? Ты лишь случайно опомнился и не ответил ей взаимностью на глазах у своей жены?

Себастьян почувствовал, что краснеет.

– Не мели ерунды, – буркнул он.

А сам подумал, что лет так двадцать назад, он ответил бы. О, да! Лет двадцать назад, будь Верена взрослой, он дал бы Марите пинка под зад. И ей, и ее ублюдку!.. Верена была куда лучшей партией. И по деньгам, и по происхождению.

И по выпуклости частей…

– Спасибо тебе за мысль, – сказал он вслух, – что я, в свои пятьдесят, могу быть интересен шестнадцатилетней. Я был о себе куда более скромного мнения.

– О, – рассмеялся Маркус, – скромного? Ты, Себастьян? Я верю, ты думаешь, что предпочитаешь брюнеток, ростом тебе по пояс. Но я-то помню, как ты смотрел на Джесс. Как ты до сих пор на нее смотришь. Верена – вылитая Джесс, только волосы белые. И ей шестнадцать, возраст согласия. И ты не муж ее матери. Юридически, ты ей – никто…

– К чему ты клонишь?

– К тому, что она рассталась с Филиппом. Кто может быть лучше Филиппа? Только ты… Мне все равно, с кем ты спишь, но твоя жена – очень дорогой мой и близкий друг. Ты не унизишь ее, связавшись на глазах у всех с малолеткой! Ты – граф!

Себастьян внимательно посмотрел на него.

Он был третьим сыном; шансы стать графом были близки к нолю. Он собирался разводить лошадей, свободный от этикета и семейного кодекса, но его старший брат решил почистить заряженное ружье, а второй уже принял сан. Себастьян стал графом против собственной воли. Из долга перед дядей и всей семьей. Он никогда не понимал скудоумие Мариты, продавшей все за право называться его графиней. И еще меньше, скудоумие Маркуса, который умудрился все это время ее любить.

И то, что Маркус не знал о сыне, его не оправдывало! Он не имел права в чем-либо его обвинять.

– Не заставляй меня бить тебя, чтоб она услышала и пришла.

– Она не услышит, – ответил Маркус, и мерзкая улыбка раздвинула его губы. – Я отослал ее еще неделю назад. 

V Фредерик.

У священников не бывает деток.

От своего красивого сумасброда-отца Фредерик унаследовал широкую, бьющую по сердцам улыбку и умение посмотреть в глаза так, что, у человека перехватило дыхание. Маркус такой улыбкой не обладал. Маркус всегда был настолько чопорным, что даже отец однажды, сказал их матери:

– Такое чувство, что ты родила одного живого ребенка и надгробную статую на случай, если он вдруг помрет.

Фред это слышал. И Маркус слышал. Но когда он попробовал сказать брату, что папа пьян и слушать его не стоит, Маркус оттолкнул его к стенке и убежал. И Фред не пошел за ним. Еще совсем маленьким, он понимал, что разница между ним и братом огромная.

Маркус был высокомерным заучкой, Фредерик искренне любил жизнь и людей вокруг. Маркус возился с красками, Фредерик со щенками и жеребятами. А когда они выросли и Фредерик стал засматриваться на девушек, Маркус просто закрылся от своих гормонов на чердаке.

С годами, по мере того как они росли, пропасть становилась все шире. И наполнялась завистью Маркуса, словно дегтем. Как Фредерик ни старался, брат закрывался, отталкивая его. И он отстал. Предпочел дружить с Себастьяном и тот вскоре стал ему больше братом, чем Маркус.

То, что Себастьян встал на сторону Джессики, убило его. Себастьян сказал, что сказал бы любому другому родственнику. Сказал, что даже сам Папа Римский не в силах набраться смелости, чтобы отменить целибат. Куда уж ему набраться той самой храбрости. Фредерик развернулся и просто молча ушел. Он порвал с Маркусом, матерью, Джессикой и Себастьяном.

Но ни по кому из них, не скучал так сильно, как по старому другу. Даже по своей Ви.

Смешливая черноглазая девочка, которую Фредерик часто встречал по дороге в Резиденцию, засмеялась и помахала ему рукой. И снова заныло сердце. Так сильно, что он поморщился, ухватился за грудь рукой. Эта девочка была черноволосой и смуглой, но что-то в ее улыбке, в ее манере смотреть, напоминало Фредерику Верену.

Хорошенькая, какой только может быть хорошенькая девочка, она ела мороженое и улыбалась ему. Сам он не выносил мороженого с тех пор, как тогда, в последний раз, купил им с Ви по огромной порции. В Гремице, на диком пляже. Давно.

Опять накатило; вспомнились глаза дочурки, повзрослевшей в короткий миг.

– …я не хочу уезжать. Пусть Джесси забирает мое имя и уезжает.

И он сказал ей:

– Нет, Куколка. Однажды ты вырастешь и поймешь!

Верена выросла, но вот поняла ли?

Фредерик так надеялся, что однажды дочка найдет его. Каждый раз, меняя помощника, он говорил ему о своей племяннице. На случай, если Ви найдет его официальные телефоны и позвонит. Говорил, что, если это случится, его должны немедленно известить.

Но годы шли, а дочка все не звонила.

И Фредерик заставил себя похоронить надежду. Он сам оставил ее. Из своей глупой, непримиримой гордыни. Зачем ей ему звонить? Кто он ей теперь?

Фредерик потер руку; в том месте, где сходились большой и указательный пальцы, остался стигмат.

Он все ей объяснил, как мог… пятилетнему-то ребенку. Ви выронила мороженное… Чайки набросились на лакомство клюя друг друга и их двоих. Клюв, пробивший его ладонь, оставил рану на виске Ви…

Снова крепко перехватило горло. Вспомнилась маленькая Верена, которая цеплялась за его руки своими окровавленными ручонками и кричала: