Книга Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины - Галина Артемьева

Ее ужас передается мне, мы пригибаемся и стремительно, со всех своих полусогнутых ног устремляемся в собственный двор.

Целый день с противоположного чердака будет вестись бессмысленная стрельба просто по прохожим.

Кто там засел, какие темные силы? До сих пор неведомо.

Дома я начинаю готовить завтрак. Размешиваю тесто для блинчиков. Задумчиво смотрю в кухонное окно на череду БМП. Откуда их пригнали в таком количестве? Я замечаю, как дуло одной боевой машины разворачивается, поднимается, начинает медленно двигаться вдоль окон нашего дома.

Вот тут до меня что-то доходит. Там, в машинах, ребята лет 18–19-ти. Им скучно просто так сидеть. Жарко, ночь не спали, пожрать не привозят. Они балуются, прицеливаясь, беря на мушку чужие окна чужого дома в чужой им Москве. И запросто, со скуки, могут пальнуть. Им ничего не будет. Скажут:

— Там в нас снайпер целился, вот мы его и сняли.

Я строго-настрого запрещаю детям подходить к окнам. Да те и сами понимают, как тут не понять. Но блинчики все равно надо печь. И проживать дальше этот долгий-долгий день.

Накормив своих завтраком, я делаю бутерброды, беру пакет с дачными яблоками и иду кормить солдат, помня уроки чешской матери. Оказывается, я не одна такая. Много жителей окрестных домов несут солдатикам поесть, попить, покурить. Те вообще плохо соображают, зачем их сюда ночью пригнали, что прикажут делать. Большинство из них до этого славного марш-броска никогда не были в столице своей родины. Они не знают, не могут знать, что находятся в пределах десяти минут пешего хода от Кремля.

Женщина лет сорока протягивает солдатам булочки. Берет за руку паренька в форме, говорит, глядя по-матерински в его глаза:

— Сыночек, не стреляй, слышишь, сыночек? Не стреляй!

Солдат кивает, она гладит его по щеке:

— Не стреляй, мальчик. Ради своей мамы, не стреляй!

«Не стреляй в воробьев, не стреляй в голубей»… Матери сложили слова этой песни.

Только кто и когда слушал материнскую мольбу?

Дома все приникли к радиоприемнику. Постоянно сообщают о погибших от снайперских пуль. Просят не ходить к Белому дому, уже много смертей случайных прохожих.

CNN ведет прямой репортаж по телевидению. Теперь получается, что сначала мы слышим реальный выстрел, потом его эхом воспроизводит ТВ.

Темнеет. Радио настойчиво предупреждает жителей нашего дома, что к окнам подходить крайне опасно. В соседнем подъезде шальная пуля попала в окно кухни, пробила холодильник.

Тем не менее настырный Пашка ползком пробирается к телевизору и записывает-таки своего вожделенного «Бетховена».

Спать детей укладываю в коридоре: опасность очевидна, трассирующие пули так и летают мимо окон. Кому-то явно очень не хочется выпускать оружие из рук.

Уснувший наконец после дня, полного ранообразных впечатлений, Пашка вдруг во сне начинает истошно кричать:

— Не надо! Не надо!

Так из него, расслабленного сном, выходил ужас пережитого.

Еле успокоили. На следующий день он затемпературил, без кашля, насморка. Только горел.

Участковая врач вздыхала: «Ну, что мне с вами со всеми беднягами делать? Невроз. Весь дом болеет, все дети с неврозом».

У Пашки с тех пор дрожат пальцы. Даже когда совершенно спокоен. Сами по себе.

Последствия политики…

На этот раз все кончилось обыденнее, чем два года назад: траур по погибшим не объявляли, количество жертв и считать не стали, расследование закрыли.

Но стрелять руководителю явно очень понравилось.

Лучше не вспоминать.

Но не забыть, как смотрела я через год, в сентябре 94-го, репортаж о выводе наших войск из Германии.

— Калинка моя, — притоптывал в бесстыдстве пьяного куража защитник национальной демократии.

Я заплакала и плюнула в телевизор. Мне, главное, хотелось, чтобы никто из фронтовиков этого репортажа никогда не видел. Пусть бы у всех телевизоры разом поломались, что ли…

Но отец видел.

— Лучше было бы до этого не дожить, — только и сказал.

Урок

Мы все боялись голода и запасались, как могли и чем могли. Вся наша просторная кладовка была уставлена коробками, в которых до поры до времени хранились макаронные изделия и всевозможные крупы. Это — НЗ, неприкосновенный запас. Начнется голод, а у нас все есть!

Еще у нас хранились консервы с тушенкой (китайской и немецкой). Из нее во время голода можно было варить сытный суп и заправлять его вермишелью из наших же запасов. Просто так к стратегическим запасам притрагиваться запрещалось. Да и зачем? Пока голод не начался, можно было худо-бедно пропитаться тем, что пока еще есть в магазинах.

В нашем доме затеяли капитальный ремонт. Как раз вовремя. Чтоб ни дня без релакса. Пришли, сняли батареи, просверлили дырки в потолках и в полах, протянули через них новые трубы. Дырки не закрыли. Батареи не поставили. Всему свое время.

Прошла весна. Настало лето. Осень наступила.

Где батареи? Нет батарей!

А постепенно холодает. Мы уже, чтобы согреться, собираемся вечерами на кухне и включаем газ. Помогает плохо.

Наконец написали челобитную, стали надоедать депутатам. Батареи поставили. Ну, заживем сейчас долго и счастливо.

А тут дочка мне говорит:

— Мама, у нас мыши!

Я не хочу ей верить, потому и не верю:

— Не может быть!

Но поверить пришлось. Мыши нападали через те самые дыры, которые все еще оставались в потолках. Дыры мы срочно закрыли — ценой нескольких бутылок водки. Все! Нет дыр. А мыши — есть! И какие! Важные, толстые. Расхаживают по коридору, когда сидишь там в кресле и по телефону разговариваешь. Идут мимо, ничего не боясь. И, судя по толщине, все беременные!

Олька вызвала отравительниц из санэпидемстанции. Они явились и разложили повсюду яд в кулечках. Начался мор мышиного царства. Сколько же их развелось за это время!

Наконец уморили всех мышей. Нету больше.

И захотелось мне сделать генеральную уборку, чтобы ни следа, ни духа от мышей не осталось. Убираем все, чистим, пылесосим. Наконец дошла очередь до кладовки. И тут нас ждал сюрприз. Ни в одной коробке (а они стояли с пола до потолка) не осталось и следа от наших запасов. Мышиные какашки — да, были. Крупы и макароны исчезли полностью. Вот чем питались мыши! И жили припеваючи!

Так что же это получается? Мы работали и добывали (с большим трудом!!! и с потерей времени) вкусняшки для мышей!

Вот он, смысл накопительства!

Ведь знали, знали Евангелие: «Посмотрите на воронов: они не сеют, не жнут; нет у них ни хранилищ, ни житниц, и Бог питает их; сколько же вы лучше птиц» (Лк. 12:24)