Книга Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты здесь не для такого. Найдешь Тони, доставишь ее в Англию. Папа ее запрет в Банбери, в компании с полицейским постом…, – Джон наливал бензин в старый форд, куда собиралось набиться, по меньшей мере, десять человек. Ренн разрешил взять батальонные машины:
– Пешком вы только к вечеру до Мадрида доберетесь.
Юноша вытер руки тряпкой:
– Как она может? Папе шестой десяток, у него виски седые. Он все нам отдал, один нас воспитывал, и не только нас, и Стивена с Констанцей. И Питера…, – Джон, в сердцах, сплюнул на землю:
– Мерзавец здесь не появится, хотя он и фашист. Он шкуру бережет…, – шествие штурмовиков Мосли по Кейбл-стрит закончилось, когда жители Уайтчепеля встретили их на баррикадах. Отец, весело, заметил:
– Избиратели тети Юджинии не подвели. Полиция пыталась навести порядок, – он развел руками, – на разрешенном мероприятии, но что-то мне подсказывает, сэру Мосли недолго осталось маршировать по Лондону в униформе, – кузена Питера, как понял Джон, в Уайтчепеле не было.
– Шкуру бережет, мерзавец…, – Джон завел форд. Юноша крикнул бойцам, курившим у входа в университет: «Машина подана!». Утро стояло отличное, солнечное, небо было совершенно пустым.
– Ни облачка, – Джон поднял голову, – ноябрь, а такая жара. Я здесь загорел…, – каждый день, стоя в очереди к зеркалам в университетском туалете, с бритвой, он думал:
– У меня лицо неприметное, как у папы. Стивен красавец, и Наримуне тоже. Не говоря о парижских кузенах, те в кино сниматься могут.
Они делали больше шестидесяти миль в час, в лицо бил теплый ветер. Джон затянул, высоким тенором:
Гитару он сюда не привез, но в батальоне в них не было недостатка. Джон успел выучить и немецкие песни, и даже русский «Авиамарш».
Goodbye, Piccadilly
Farewell, Leicester Square! – подхватили англичане.
Джон решил:
– Сначала схожу на Пласа Майор, откуда шествие начинается. Тони, скорее всего, там окажется. Она журналист, она такого не пропустит…, – навстречу ехал форд-кабриолет. В облаке пыли Джон увидел водителя, молодого, в круглых очках:
– Лицо очень знакомое. Наверное, я его в Барселоне встречал…, – в центре города, Джон велел приятелям: «Смотрите в оба. С парковкой сегодня будет плохо». Они, наконец, приткнули машину в каком-то дворе. Колокола звенели, люди шли с цветами. Джон проводил глазами высокую, красивую темноволосую девушку:
– Запомните, где машина стоит. Я вас по всем городским кафе искать не собираюсь, тем более, навеселе…, – в батальоне ввели сухой закон, но на увольнительные он не распространялся.
– Мне даже вина не выпить…, – Джон нашел девушку, но опять потерял ее из виду. Пласа Майор была запружена людьми. На носилках, колыхались статуи Мадонны. Пожилые женщины пришли в пышных юбках и кружевных мантильях. Над площадью плыли удары колоколов. Изабелла поднялась на цыпочки:
– Я ему сказала, чтобы стоял у статуи короля Филиппа. Правильно, столько людей, что немудрено, разминуться…, – Изабелла, утром, нашла на кухне записку от леди Антонии. Девушка уехала в Барселону. Герцогиня покраснела:
– Она ни о чем не подозревала. Она очень деликатная, конечно…, – достав бутылку хорошего вина, она перестелила постель, вдыхая запах лаванды. У Стивена сегодня был свободный от полетов день:
– И ночь тоже…, – девушка остановилась, с простынями в руках, – я не хочу больше ждать, не могу…, – она перекрестилась:
– Святая Мадонна, блаженная Елизавета, простите меня. Но мы любим, друг друга…, – завидев Изабеллу, Стивен пошел ей навстречу.
Она надела шелковое, ниже колена платье, гранатового цвета, на белой шее переливался тонкий, золотой крестик. Изабелла помахала, проталкиваясь через толпу.
Джон, открыв рот, смотрел на медленно двигающуюся процессию. Сквозь колокольный звон, он услышал какой-то звук, далекий, жужжащий, становящийся сильнее. Подняв голову, он увидел черные точки в голубом небе. Джон, даже не думая, закричал: «Воздух!»
Стивен успел ощутить пожатие теплой руки. Изабелла, внезапно, толкнула его на землю. Он вспомнил темную гостиную в квартире, легкое дыхание рядом.
– Мы думали, что франкисты не поднимут самолеты…, – он попытался перевернуться, защитить ее своим телом, прижать к булыжникам площади.
Загрохотали бомбы. Три юнкерса пронеслись над Пласа-Майор, прицельно расстреливая бегущих людей. Джон заметил черные кресты на крыльях. В голове зазвенело, она стала легкой.
– Контузия, – юноша почувствовал тянущую боль в затылке, – папа рассказывал, его ранило и контузило, в начале войны. Осенью четырнадцатого. Ему дали отпуск, а я родился летом пятнадцатого. Потом его под Ипром газами отравило…, – вокруг все гудело. Казалось, еще били колокола.
Джон заставил себя открыть глаза. Вокруг валялись расколотые, окровавленные куски статуй, растоптанные цветы. Юноша закашлялся. Над Пласа Майор висела белая, каменная пыль. Рядом бился отчаянный, женский крик, кто-то стонал. Джон сделал несколько шагов, среди неподвижно лежащих людей.
– Будьте вы прокляты, – повторяла женщина, – прокляты, убийцы, фашисты…, – раненый полз, оставляя за собой кровавый след. Мужчина стоял на коленях, спиной к нему, раскачиваясь. Джон услышал хриплый, низкий вой:
– Нет, нет, Господи, я прошу тебя, не надо…, – Джон замер, посмотрев в лазоревые глаза. Кузен, казалось, не узнавал его. Он плакал, удерживая в руках тело. Джон понял:
– Девушка, что я видел. Она была жива, а теперь…, – темные волосы покрыла каменная пыль. Джон подумал: «Будто поседела». Он глядел на кровь, текущую по рукам кузена, на изуродованную осколком голову девушки. Стивен поднялся и пошел куда-то, обнимая ее, неразборчиво бормоча. Джон, было, хотел догнать его, но пошатнулся и упал. Перед глазами встала пелена. Бил колокол, свистели пули, Джон опять заметил черные кресты на крыльях истребителей, проносящихся над площадью. Жалобно застонав, он потерял сознание.
Высокий, светловолосый, изящный молодой человек с утра обосновался в кафе, у рынка Сан-Мигуэль. Республиканские флаги на углах улиц приспустили. Ветер колыхал траурные банты. Согласно спешно напечатанным плакатам, при вчерашнем налете погибло более семидесяти человек. Около двухсот, было ранено. Максу очень не понравилось, что дом на бульваре Пасео дель Прадо, где обреталась леди Антония, оказался разрушенным. Он прошелся по улице вечером, после бомбежки. От здания остались одни руины, на булыжнике валялись обгорелые куски мебели. Кровь на тротуарах замыли. Большой каштан, напротив, дымился. Дерево раскололо на две части.
У легиона «Кондор» имелись координаты зданий в Мадриде, считавшихся нужными для оперативной деятельности. Макс, недовольно, закурил сигарету:
