Книга Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Не скажешь им ничего. Люфтваффе есть Люфтваффе. Начнут объяснять, что при воздушном налете невозможно избежать, как они говорят, косвенного ущерба.

Косвенным ущербом могла стать леди Антония. Максу это было совсем не по душе. Его люди, осторожно, проверили мадридские госпитали. Среди раненых девушка не числилась, однако такое, ничего не значило.

– Ладно, – сказал себе Макс, – если она выжила, я ее найду.

Негативы, он уничтожать не собирался. Кембриджские снимки остались в Берлине, а мадридские были у него в кармане. Фотографии отпечатали утром. Проснувшись, русский дошел, как и предполагал Макс, до своей квартиры.

– Конечно, – размышлял гауптштурмфюрер, – они говорили в кафе, когда танцевали. На квартире она ничего подозрительного не выболтала, не сказала свою фамилию. Но Муха узнает от меня о леди Холланд. Не думаю, что за танго она ему что-то шептала, кроме милых глупостей. Леди Антония понимала, что не стоит ей себя выдавать…, – смерть Далилы ничего не меняла. Увидев фотографии, советские немедленно бы арестовали Муху.

Макс увидел русского, в республиканской форме. Юноша вышел из подъезда дома, где большевики, как подозревал фон Рабе, оборудовали безопасную квартиру.

Когда Петр проснулся, Антонии рядом не оказалось. Он понимал, что девушка не оставила записку, из соображений безопасности. Сбитая постель пахла лавандой, на подушке Петр заметил белокурые волоски. Он лежал, закинув руку за голову, куря папиросу:

– Я ее найду, обязательно. Найду и увезу в Советский Союз. Она наша девушка, коммунистка. Мы всегда останемся вместе…, – Петр понимал, что сейчас его тоже могут фотографировать, но не выдержал, и поднес к губам белокурый волос: «Тонечка…». Он вспомнил лихорадочный, быстрый шепот:

– Хорошо, так хорошо, милый…, – Петр улыбнулся:

– Она мне не откажет. Я люблю ее, и она тоже любит меня, я уверен. Ей надо было уйти, чтобы не подвергать меня опасности…, – по дороге домой, на рассвете, Петр заметил, что за ним следят. Он скрылся в подъезде: «Подожду, когда появится герр фон Рабе, собственной персоной».

Во время бомбежки Петр был в штабе мадридского фронта. Стекла в здании вылетели, но никто не пострадал. Он пришел на Пласа Майор, когда на площади стояли санитарные машины:

– А если она была здесь…, – испуганно подумал Петр:

– Но как ее найти, я даже фамилии ее не знаю…, – телефонная линия с Барахасом была нарушена. Петр дозвонился Эйтингону только вечером. Он коротко сказал, что немцы вступили в контакт, и он ожидает встречи с фон Рабе. Эйтингон хохотнул:

– Молодец, доложишь все подробно. У нас здесь…, – Наум Исаакович сочно выматерился:

– У нашего приятеля, майора Кроу, невеста при налете погибла. Я сказал Соколу, что в таком состоянии его и надо вербовать. Он не понимает, что вокруг происходит. Хорошо, конечно, что Сокол его водкой поил…, – слышно было, как Эйтингон закуривает:

– Но такого мало. Достаточно было просто немного нажать, что называется. Товарищ Янсон меня по матери послал. Улетел, с англичанами, бомбить аэродром франкистов. Не запретишь ему…, – Эйтингон, опять, выругался: «Хотя бы у тебя хорошие новости, Петр».

– Хорошие новости…, – Петр оглядел узкую улицу, кафе на углу.

Фон Рабе покуривал, вольготно раскинувшись в плетеном кресле. На рукаве пиджака немца красовалась трехцветная повязка республиканцев. Товарищ Каррильо уехал на фронт, но, насколько знал Петр, плакатов о розыске фон Рабе пока не печатали. Оставалось неизвестным, с кем говорил Каррильо. Воронов повторил себе:

– Англичане или американцы. Здесь есть шпионы западных стран, несомненно. Они хотят завербовать советских специалистов…, – проходя мимо столика фон Рабе, Петр услышал низкий, тихий голос:

– Сеньор, у меня есть информация, которая может оказаться для вас полезной…, – юноша обернулся, лазоревые глаза спокойно взглянули на него: «Я не знаю, кто вы такой».

– Я вам представлюсь, – пообещал фон Рабе, – непременно. Здесь неудобно говорить…, – он кивнул в сторону Королевского театра: «Встреча не займет много времени, обещаю». Они оказались у дома, знакомого русскому. Фон Рабе заметил, что юноша побледнел:

– Я не понимаю…, – он положил руку на карман кителя. Макс шепнул:

– Не надо доставать оружие, сеньор Петр. Подобное не в ваших интересах, поверьте…, – они поднялись на третий этаж, Макс открыл дверь квартиры:

– Планировка, вам, кажется, знакома. Гостиную найдете сами…, – в глазах русского метался страх.

Макс, невольно, потянул носом. Ему показалось, что в квартире, до сих пор, пахнет лавандой.

– Садитесь, сеньор Петр…, – он поставил перед юношей пепельницу и положил пачку немецких сигарет. Молодой человек вздрогнул:

– У меня есть…, – рука поползла в карман. Макс навел на него вальтер:

– Я вам не советовал совершать необдуманные поступки, сеньор Петр. Или товарищ Петр…, – он вынул из конверта фотографии. Гауптштурмфюрер остался довольным. Снимки получились отличного качества. Записи с микрофонов тоже оказались прекрасными. Макс подошел к магнетофону. Прибор, утром, водрузили рядом с радио. Фон Рабе нажал кнопку.

– Кажется, все происходило здесь…,– задумчиво сказал Макс, слушая женский крик: «Еще, еще…, Я хочу тебя, так хочу…». Русский не отводил глаз от фотографий.

– За столом…, – Макс наклонился над его плечом:

– И на стуле, и на кровати. Интересные снимки из ванной. За такие фото любой порнографический журнал заплатит хорошие деньги. Между прочим, – фон Рабе покашлял, – в Америке, во многих штатах, подобные практики наказываются тюрьмой. А как с этим обстоит дело в Советском Союзе? – он перемотал пленку на магнетофоне.

– Тонечка, – услышали они шепот, – я люблю тебя, Тонечка…, – у русского тряслись губы. Он попытался встать:

– Можете отправлять фото, куда хотите, – сеньор Петр откинул голову:

– Нет никакого преступления в том, что мужчина и женщина…, – Макс положил ему руку на плечо:

– Не торопитесь, товарищ Петр. Смотря, какая женщина…, – заставив юношу сесть, он отдал ему папку со статьями леди Антонии.

– Вы знаете языки, – небрежно заметил Макс, – разберетесь. Здесь и снимок имеется…, – он, ловким жестом, подсунул Петру вырезку из Freedom, – думаю, вам хорошо знакомо лицо девушки. И тело тоже…, – он рассмеялся. Freedom была органом британских анархистов.

Петр не верил своим глазам. С фото на него смотрела Тонечка, как он называл, про себя девушку. Она стояла на трибуне, под черным флагом анархистов. В подписи говорилось: «Антония Холланд выступает на собрании партии».

– Холланд, – одними губами, незаметно, прошептал Петр. Он знал, что запомнит ее имя, навсегда.

– Газеты ПОУМ, из Барселоны, – Макс расхаживал по гостиной, – тоже очень интересное чтение, товарищ Петр. Вы, в «Правде», пишете, что Троцкий и его банда находятся на содержании у нацистов. Мы читаем ваши публикации, – Макс поднял бровь: